А еще я хотел дудочку!

Колеса заскрипели ранним утром, когда солнце только показало красно-золотой край над ближним росистым лугом. Заполошно сорвались с верхушек древних дубов вороны и галки, взвились, заграяли. Порскнула с кустов пернатая мелочь, засвистала и заверещала. Старый секач на опушке леса сторожко повел ушами, хрюкнул. Ближние к лугу кусты зашевелились, оттуда вылезло его обширное семейство: матки, толстенькие подсвинки и полосатые сеголетки с любопытными глазками. И гуськом, гуськом побежали ближе к лесу, под темный и влажный древесный полог.

— Хр-р-р… — повторил щетинистый патриарх, ощерился. Пахло дымом и лошадьми, большим зверем и железом. Хуже всего, пахло человеком и теми, кто не лучше человека, хоть и мнит себя иным. Щетина на загривке зверя встала дыбом. Выждав несколько мгновений, он развернулся и потрусил вслед за кланом. На полпути что-то ударило его в левый бок, ожгло резкой болью. Кабан дернулся и упал, пятная кровью мокрую траву.