Близкие контакты основного рода

Герасимов, сбросив парадный китель, рухнул в свое любимое кресло на террасе. За день он устал, наверное, больше, чем за три года марсианской экспедиции. Прием в Кремле, награждение, речи, ответное слово, фуршет… «Гордимся», «на таких держится», слова продолжали звучать в голове. Дружеские похлопывания по плечу, улыбки, «а можно с вами сфотографироваться?» и прочее, прочее…

Дома, на террасе своей квартиры на шестьдесят седьмом этаже, Александр наконец осознал: он вернулся. Где-то там в гостиной Мария раскладывала цветы, что-то отвечала по телекому друзьям, а Герасимов сидел, глядя в московское небо. День кончался, и Александр старался не пропустить тот момент, когда сотни стрижей, танцующих в вышине, ринутся вверх за тонкие облака на ночевку. Сколько раз там, под тусклым небосводом Марса, он мечтал о таком тихом московском вечере. С пронзительным свистом стрижей, с сияющим под ногами городом, недалекой ниткой радиалки, тоже расцвеченной в наступивших сумерках, с синим звездным небом. Александр любил свой дом. Когда началась вторая волна реноваций, он, ни минуты не колеблясь, решил переехать в этот небоскреб. Тогда все фыркали — что это такое, пять гигантских домов с населением в несколько тысяч человек, это же будет толкотня и убогость. Но когда проект завершили, мнение изменилось. Внутри жилого пятилистника оказался благоустроенный парк. Образованный террасами фасад никак не выглядел зубастой челюстью, как предупреждали критиканы. Правда, московские остряки сразу прозвали дома «вьетнамками» — очень они напоминали рисовые поля. Жизнь в новых домах была сбалансирована и оптимизирована, и внутри каждой башни имелись магазины, рестораны, кафе, детские сады, в общем, практически полный набор городских услуг.