Борис Пастернак
Борис Пастернак, ярчайший поэт Серебряного века, один из самых значительных писателей советского периода и великий переводчик, был человеком непростой судьбы. Из-за травли, развязанной в прессе, ему пришлось отказаться от Нобелевской премии за роман «Доктор Живаго», создание которого сам писатель считал делом всей своей жизни.
В книге французского писателя и историка Анри Труайя повествуется о полной драматизма судьбе Пастернака, о трагическом противостоянии Поэта и советской бюрократической системы, о его дружбе с Маяковским и Цветаевой, о женщинах, которые на долгие годы стали его музами.
Маленький Борис еще не умел читать, даже не знал букв алфавита, но уже понимал: его отец, Леонид Пастернак[1], бывает счастлив только тогда, когда держит в руке карандаш или кисточку, а мама — Роза[2] — совершенно преображается, стоит ее легким пальцам взлететь над клавишами фортепиано. Мальчик смотрел на то, как живут родители, и представлял себе существование взрослых как вечную, никогда не прерывающуюся игру, где линии, краски и звуки перекликаются в удивительной гармонии на волшебном, таинственном языке, постичь который можно только с возрастом. Поскольку ему было известно, что маму-пианистку что ни вечер награждают овациями, а за картины папы-художника коллекционеры едва ли не дерутся, то и казалось, будто все родители в мире своего рода фокусники, чья главная радость — поразить воображение публики. Но самые интересные открытия ребенок сделал, наблюдая за тем, как отец пишет портрет какого-нибудь господина, о котором мальчику шепнули: это очень-очень важная особа. Маленький Борис исподтишка подглядывал за отцом, притаившись в уголке кухни, которая служила художнику мастерской. Наблюдая за тем, как Леонид Осипович набрасывает на картоне или на холсте очередной портрет, он боялся пошевелиться, боялся проронить слово. И думал о том, кто же из этих двух равно сосредоточенных людей все-таки главный: тот, кто, приосанившись, позирует, или тот, чья рука держит кисть. Так было поначалу, но мальчик подрастал, и довольно скоро выбор этот стал для него второстепенным, на первое место вышло совсем другое. Главное, думал он теперь, не подвластное никакому контролю ощущение счастья, которое охватывает его самого, когда он слышит доносящиеся из-за стены любимые мамины мелодии или видит, как ловко папа смешивает на палитре краски, прежде чем, взмахнув кистью, точным движением нанести их на полотно…