Души
Поначалу не догадаться, что Гриша, молчаливый человек, живущий с мамой в эмигрантской квартире в Яфо, на самом деле – странник времени. Его душа скитается из тела в тело, из века в век на протяжении 400 лет: из дремучего польского местечка – в венецианское гетто, оттуда на еврейское кладбище в Марокко и через немецкий концлагерь – в современный Израиль. Будто “вечный жид”, бродящий по миру в своих спорах с Богом, Гриша, самый правдивый в мире лжец, не находит покоя. То ли из-за совершенного когда-то преступления, то ли в поисках утерянной любви, а может, и просто по случайности. Его мать старается объяснить эти рассказы о “перерождении” реальными событиями из его детства. “Жизнь одна! – спорит она. – Все остальное метафора”. Герои романа ведут беспощадную битву за сердце читателя. Кто победит – душа или тело, фантазия или реальность? Жизнь – это подарок или наказание? И кто же та самая душа-близнец, которую Гриша ищет уже четыреста лет? “Души” – роман-карнавал, смешной и страстный, в котором смешались времена и стили. Это книга о тонкости души человеческой, об отчаянной жажде найти смысл ее существования или хотя бы одну душу, которая вас поймет.
Души дорогие,
даже не знаю, с чего вдруг я так напрягся… Если хотите, могу прямо сейчас умереть. Тут. Перед вами. Умереть – пустяк, смерть всегда все та же смерть. Это жизнь меняется.
Насколько точно слово “жизнь” на иврите: חיים. Английское Life или идишское דאָס לעבן определяются в словаре как “сущ., ед., собир.”, тогда как русское Жизнь или итальянское La vita, к примеру, определяются как “жен., ед.”, однако ивритское חיים, да, Хаим – “муж., мн.”, и этим все сказано, не так ли? Леха́им![1]
Скажете, я пустозвон? Да ладно, это еще не самый большой мой грех, я еще и лгун. Но простите! Когда я лгу? Когда можно и даже нужно. Я утверждаю совершенно непреложно: нет человека, который рассказал бы о своем детстве и не наврал. Первая препона – память. Кто может помнить, было ли в нашем дворе десять надгробий или тридцать? Или заглотила ли она с упоением устрицу или какую другую пакость? И не помогут личные дневники, не помогут и газеты с фотографиями. Подобно блохам, словно образующимся из ничего, вымыслы всегда будут наполнять рассказы о детстве каждого из нас. Но это не повод для тревог – если лжец талантлив, рассказ станет только лучше. Во времена моего детства говорили: Зол зайн а лигн, аби с’шайнт