На реках вавилонских

Дети устало опустили руки, — они беспрерывно махали, сперва в полном восторге, не обращая внимания на то, что им не отвечали, потом, быть может, втянувшись, из детского упрямства, махали целый час, прижавшись ртами к запотевшему стеклу, на котором они оставляли влажные следы своих поцелуев и о которое расплющивали носы, — махали до тех пор, пока Катя не сказала брату:

— Я больше не могу, хватит, — и Алексей кивнул, как если бы это было правильно — наконец — то перестать, положить конец прощанию. Машина провезла нас еще немного вперед, стоп-сигналы небольшого доставочного фургона, что ехал перед нами, погасли. У невысокого строения в сумерках стоял человек в военной форме, который знаком велел нам подъехать ближе и вскинуть вверх обе руки. Мы резко затормозили, мотор позаикался да и смолк. Так мы продвигались вперед уже добрых четыре часа, возможно, за эти четыре часа мы проехали три метра, возможно, десять. Где-то в нескольких метрах впереди должен был находиться Борнхольмский мост, это я знала, только видеть его мы не могли, широкое массивное строение, сквозь которое пролегала проезжая часть, заслоняло от нас все, что двигалось навстречу. Маленький доставочный фургон отогнали — в сторону и направили по соседней дороге. Фонари стали мигать и зажигаться, один за другим. В правом ряду один так и не загорелся. Я задумалась над тем, какие часы в этом месте отводятся на ремонт. Возможно, ночь, с двенадцати до двух. Впереди двигалась тень, вот она приблизилась, потом скрылась под капотом, а вскоре забралась на этот капот, проползла по ветровому стеклу, по нашим лицам и под конец проглотила машину, проглотила бесповоротно, как глотала все, что бы перед ней ни возникало: это была тень широкой крыши того строения, что нависало над дорогой и заслоняло нам вид. Строения, сплошь состоявшего из толя и гофрированной листовой стали. До тех пор, пока сиявшее перед нами солнце не село между домами и еще раз не вспыхнуло высоко над головой в окне сторожевой башни. Словно хотело нас заманить, пообещав, что уже завтра мы увидим его снова на Западе, если только пойдем за ним следом. И вот его уже нет, а мы остались стоять здесь, в сумерках, при нескольких огненных полосах на небе, и тени поглотили не только нас, но и весь город у нас за спиной. Герд погасил сигарету, сделал глубокий вдох, задержал воздух в легких и сказал мне, что он еще десять лет тому назад задавался вопросом, когда же я, наконец, к нему приду. Говоря это, он, как бы между прочим, насвистывал сквозь зубы; однако, подолжал он, в то время я как раз повстречала другого человека, а сегодня он может мне сказать, сказать сейчас, когда я сижу в его машине и могу ехать только в одном направлении, да и вылезти из машины уже не могу, — тут он засмеялся: он всегда представлял себе, как держит меня, обнаженную, в своих объятиях.