Непримиримые
Саошьянт наклонился над её креслом: - Я поверил бы тебе - в который раз поверил бы, если бы раньше не встретил твоего сына. Брюнетку в кресле словно подменили - на доктора смотрела теперь жуткая мегера с искажённым ненавистью лицом, с горящими глазами и оскаленными зубами: - Ты посмел!.. Ты!.. Моего!.. - Ты мучила его всю его жизнь, - голос доктора звучал теперь сурово, хотя с прежней печалью. - Ты сделала из него орудие своего гнева и своей гордыни - ладно, за это я тебя не сужу. Но ему ты не дала того безмятежного счастья, того "прекрасного плена", который обещаешь всем. Он был твоим орудием более, чем другие, и он не получил за это ничего - ни счастья, ни покоя, ни славы, ни любви...
Непримиримые
Паром осторожно подкрался к причалу и замер без единого звука -- только чуть качнулась у бортов чёрная маслянистая вода. Трап пролёг куда-то прямо в туман, где глохли звуки, не виднелось очертаний предметов и ничто не двигалось. Пассажиры на миг замерли у трапа, не решаясь шагать в никуда, и первым на влажный металл легко ступил высокий черноволосый мужчина в летнем сером плаще. По виду его трудно было сказать, из какой он страны и даже из какого века, -- казалось, не он подстраивается под окружающую реальность, а реальность под него. Паром чуть заметно качнулся, прощаясь, когда он сошёл с борта, вахтенный неожиданно для себя самого вытянулся и отдал честь, грязноватая прибрежная волна внезапно взлетела из-под трапа навстречу приезжему ярко-изумрудными брызгами, чистыми, как в солнечный день в открытом море. При нём не было никакого багажа, кроме длинного чёрного тубуса, который он осторожно нёс в левой руке. Ступив на трап, словно на сцену, мужчина зачем-то вытянул правую руку вперёд, и в тумане вдруг пролегла ясно видимая дорожка, свободная от сырой хмари. По ней доктор и вошёл в город -- первым из приехавших с той стороны канала.