Обитель мерцающих камней

Безлунной черной ночью, в глухой неурочный час король Ричард возвращался в свою столицу. Отряд, сжатый в бронированный кулак, проносился по пустынным напуганным улочкам, развевающимися плащами напоминая стаю ночных птиц. Подковы высекали из булыжника искры, и те летели в подворотни, а люди все погоняли усталых коней, торопясь домой после трехлетней разлуки так, что отстала даже сама молва о возвращении. Так рано их никто не ждал, и король усмехался, когда его взгляд выхватывал во тьме недостроенные арки и прочие триумфальные сооружения. Священные цели крестового похода и его постыдные поражения остались за плечами, закованными в латы, и были теперь достоянием летописцев и бардов, а те, кто от века историю создавал, уже потеряли к ним интерес. Король покусывал ус, посеребренный то ли инеем сентябрьского заморозка, то ли тяготами войны и возраста, дергал поводья крупного вороного коня и проявлял все прочие признаки нетерпения. Свита была спаяна со своим повелителем ратными трудами и странствиями по морям и пустыням, а потому в его присутствии им дозволялась некоторая фамильярность. Ричард хвалился широтой взглядов, ему льстила слава справедливого владыки, ну а в том, что за дерзкую правду, сказанную в глаза, он частенько принимал грубовато-льстивое амикошонство, право же, не его вина. Да и во всем этом тесном кружке, пропитанном запахами человеческого и конского пота, грубой кожи и железа, отличить одно от другого мог только один человек: угловатый хмурый подросток по имени Роно, в общем невзрачный, но имевший на треугольном лице странные темные глаза, при пристальном взгляде заставлявшие заподозрить в нем тайные фанатизм и безумие. Во всей этой человеческой стае, плещущей плащами на ночном ветру, он был тише всех и держался к королю ближе всех.