Половина неба
Что происходит с «детьми семидесятых», — с последним поколением, чье детство прошло под шелест советских флагов, бодрое бульканье передачи «Опять двадцать пять» и постукивание невидимого счетчика, отсчитывающего недели до Третьей мировой войны? Исчезнувшая страна призраком ходит по их мирам. Пистолет, лежащий в дорожной сумке, бесполезен в той войне, к которой их никто не готовил. Россия — место, где прошлое никогда не кончается.
Небо, — я всё думал, что же у них тут с небом. Вот уж, казалось бы, что не должно отличаться. Небо, воздух, there's nothing between us, but the air we breathe. Но это же нас и соединяет, — от губ до губ, от гортани до гортани, от крови до крови. Небо прозрачное, резкое, над Москвой даже и представить себе такого нельзя. Нельзя, я знаю, я его всегда фотографировал, Смена-8М (советский предок нынешних мыльниц), потом старый ФЭД-4 с желто-зелёным фильтром, потом была ГДРовская Practica, Олимпусы, Никоны, Кэноны, бог весть что, поляризационные стёкла, подъём в пять утра, — только бы облака вышли порезче, схватить свет за шкирку и утащить в тёмную комнату с красным фонарём. Небо над Берлином, небо над Триром, небо над всей Испанией, небо над Йоханнесбургом, небо над Нью-Йорком. Нужно было о чем-нибудь думать, я думал о небе. У меня получалось.