Прощание

Борис МИКУЛИЧ

I

Тонкая песня самовара, будто струйка воды, что пробила себе дорогу среди камней, долетает из столовой в его комнату. Кроме этой песни — ни звука. Тишина и неподвижность царят во всем доме. Это лучше. Хорошо, что прошло вре­мя, когда родственники, наслушавшись докто­ров, из сочувствия и жалости делали много ненужнoro. От этих забот и хлопот больному становилось еще тяжелее, нервы напрягались, и вот-вот, казалось, должен был наступить финал. Больной уходил к себе в комнату, где были молчаливые и на первый взгляд равнодушные, однако настоящие друзья — книги. Родственники все жда­ли, что кончится война и тогда можно будет отвезти его в Крым или на кумыс, а может, и за границу. Но война продолжалась, отзвуки ее докатились и сюда, неуклонно лезли вверх цены на продукты, росли распущенность, раз­гул, коррупция, ажиотаж спекулянтов, и конца этому не было видно. Первый, кто понял, что больному надо дать покой от надоедливых забот и хлопот, был отец, Адам Его­рович. Он, как и сын, понимал, что болезнь неизлечима, что только чудо может остановить ее страшное течение... Однако в это трудное время ни отец, ни сын в чудо не ве­рили. Друзей было мало, да и они постепенно перестали на­вещать их: одни пошли в армию, другие с успехом приме­няли на деле приобретенные в лицее знания, становились «подающими надежды» юристами, третьи с головой по­грузились в омут житейских мелочей, их песенка была уже спета, четвертые... Среди друзей остался только один — Павел Курнатовский, который хотя и не принимал его «славянофильства», но возражал и подшучивал над ним мягко, и было видно, что возражает он больше, лишь бы возражать, а существа вопроса не касается. Этот юноша однажды затащил Максима на тайную сходку, которая со­стоялась в небольшом домике на берегу реки. Было темно, сыпал мелкий осенний дождь, с реки порывами дул холод­ный ветер. Когда Максим возвращался со сходки, кашель разрывал грудь, болело где-то под ключицами, и он едва добрался до дома, а потом долго сидел над листом бумаги и сделал тогда первый набросок одного из многочислен­ных стихотворений про «темное лихо», которое развеется от мирной, «тонкой и тихой» песни самовара... Нет, для борьбы организм его уже не годится, слишком слаб — ча­хотка подорвала его молодые силы...