Радуйся!

Утро было хмурым, даже мрачным. Солнце еще не вынырнуло из озерного свинца, и ветер тоненько свистел за окошком в ветках рябины. Проснувшись, Фома услышал голос ветра, скуксился, наморщил лоб и снова смежил веки. Коли уж дует, как в медный манок, то и на озере волны с белышами. На лодочке выйти страшно. Октябрь, вода тяжелая. Хозяин воды не шутит осенью. Выгребешь из пролива между островками на открытую воду, а он толкнет серой волной в дощатый борт и развернет лодку обратно к берегу. Не послушаешь, заупрямишься, он ударит черной. Матовой и тяжкой, глубинной волной. Так ударит, что ребра у лодки затрещат, едва весла из рук не вырвет, да еще остудит, обдаст ледяными брызгами. А уж коли и тут заартачишься, хоть и в нужде, — пощады не жди. Раскроется под тобой кипящая пропасть, поднимется над тобой белый от пены вал, и схлопнутся вал с пропастью, могут и щепок не отдать. Видал Фома и такое. Озеро у нас — дна местами не нащупать и берегов кое-где не видать.