Рыцарский роман в лощине Мадроньо

Задвижка у калитки ранчо Фолинсби щелкнула два раза. В эту прекрасную ночь калитка была погружена в такую глубокую тень, что старик Фолинсби, сидевший на веранде, не мог разглядеть под соснами у входа в сад ничего, кроме высокой белой шляпы и развевающихся рядом лент. По этой ли причине, или же Фолинсби просто счел, что давно настала пора для более существенных разоблачений, — не знаю, но только, помешкав еще немного, он отложил в сторону трубку и медленно пошел по извилистой дорожке к калитке. Возле живой изгороди он остановился и приглушался.

Однако ничего интересного он не услышал. Шляпа говорила лентам, что ночь прекрасна, упомянув о том, как отчетливо вырисовываются очертания Сьерры на фоне темно-синего неба. Ленты, оказывается, любовались этой картиной всю дорогу домой; они спросили у шляпы, случалось ли ей видеть что-либо восхитительнее озаренных лунным сиянием горных вершин. Нет, не случалось, отвечала шляпа. Вспомнив чудесные ночи на юге Алабамы, она добавила, что этой ночи придают особое очарование еще и некоторые другие обстоятельства. Ленты никак не могли взять в толк, на что именно шляпа намекает. Затем наступила пауза, которой и воспользовался мистер Фолинсби, чтобы, сердито хрустя сапогами по гравию, подойти к калитке. Шляпа приподнялась и исчезла во мраке, и мистера Фолинсби встретило только отчасти простодушное, отчасти лукавое, но вполне очаровательное лицо дочери.