Судьба и художник
Дома для рабочих на северо-западе Лондона ничуть не уступают жилым кварталам Мейд-Вейл: они так же удобны и так же безобразны на вид. Это добротные новые постройки с широкими каменными лестницами, где с утра до вечера эхом разносится ребячий топот, и с плоскими крышами — дети там играют, а их матери сушат белье. В жару особенно приятно поиграть в догонялки и в «делай как я» среди длинных проходов между развешанных простыней, прохладных и белых. А если на бегу или при внезапном порыве ветра кого-то хлестнет по лицу мокрым полотном, так это же совсем не больно. Наоборот, даже весело.
Но Джордж просто сидел и грезил в углу, рядом с перилами, точно заключавшими весь Лондон в железную клетку. Игры занимали его не больше, чем крики и гудки на улице внизу. Джорджу казалось, что все одиннадцать лет своей жизни он провел в этом углу и смотрел, как бестолково суетятся другие люди, как они делают смешные глупости. Его удивляло, что дети бегают туда-сюда на солнцепеке, хотя от этого им становится еще жарче; точно так же он недоумевал, лежа в постели во время своих частых болезней и глядя на взрослых: они приходили и уходили, их руки и ноги постоянно двигались, губы произносили какие-то слова… Разве не лучше спокойно лежать и слушать, как тикают часы у тебя в голове, отсчитывая секунду за секундой? Пристроившись в углу, он чувствовал, что сидит на узком бортике каменного парапета, а тонкие прутья железной решетки давят ему на спину; его обоняние различало душную уличную вонь и свежий запах выстиранного белья, он видел, как пыль блестит на солнце, слышал невыносимо громкий городской шум — но не мог понять, какой в этом смысл. Жизнь говорила с ним сотнями голосов, и все это время он страстно хотел тишины. Взрослые обитатели дома считали его хрупким малышом, на свою беду, слишком ранимым, чтобы столкнуться с реальностью и не испытать боли. А дети вовсе не обращали бы на него внимания, если б не его странные фантазии — порой он мог сочинить интересную историю или выдумать для них новую игру. В сущности, мальчик был одинок, сам того не сознавая.