Сват из Перигора
Все люди либо ищут любви, либо ждут ее, либо мечтают о ней — даже в крошечной французской деревушке, где проживает всего-то 33 человека, изучивших друг дружку вдоль и поперек. Вот и парикмахер Гийом хандрит, понимая, что в жизни его нет главного — великой любви. Тоска усиливается, когда в один прекрасный день он обнаруживает, что часть односельчан изменила ему с брадобреем из соседней деревушки, а другая часть совершила и вовсе тяжкое преступление — облысела. Однако французы народ предприимчивый, и Гийом открывает новое дело — брачное агентство. Отныне он — сваха. Тут-то в деревушке и начинается настоящее светопреставление, поскольку наружу выплескиваются все пылкие чувства, доселе старательно скрываемые сельчанами.
«Сват из Перигора» — очаровательная, искрящаяся солнцем комедия о тернистых дорогах любви, о том, что даже по соседству можно обнаружить истинное сокровище, и не беда, что оно лысое. Роман невольно вызывает в памяти знаменитый фильм «Шоколад», он столь же обаятелен и элегантен.
Гийом Ладусет вытер тонкие пальцы о штанину и запустил их в стеклянную банку. Стоило ему нащупать в холодном и склизком жире утиную ножку, как у него тотчас потекли слюнки. Выудив улов, Гийом опустил консервированную ножку в кассуле,[1] приготовленное его матушкой тридцать один год назад и томившееся на огне с тех самых пор. Несколько секунд призрачно-белая голяшка покоилась на останках бобов с колбасой, а затем исчезла, подгоняемая тычком деревянной ложки.
Смотритель за кассуле — теперь, когда матушка тронулась умом, — парикмахер с почтительной медлительностью помешал блюдо, наблюдая, как в парах тимьяна и майорана всплывает гусиная кость. Мясо облезло давным-давно — эту ножку мамаша Гийома опустила в кастрюлю двадцать два года назад, по случаю открытия сыном собственной парикмахерской. Мадам Ладусет тогда строго-настрого запретила доставать косточку — из материнской гордости. А после смерти супруга, когда разум ее окончательно помутился от горя, мадам Ладусет убедила себя в том, что удача сына, открывшего собственное дело, — единственное счастливое воспоминание из тех тяжелых времен — есть не что иное, как доказательство существования Всевышнего. Именно это убеждение стало причиной ее раздражающей привычки внезапно вскакивать из-за стола и бросаться к ничего не подозревающему гостю, которому по ошибке досталась заветная серая косточка. Точно пинцетом, она выдергивала кость из тарелки, приговаривая «и не надо так спешить», будто несчастный только и думал, как бы удрать, сжимая в руках то, что превратилось для мадам Ладусет в святые мощи.