Юла

Больше всех приятелей по хедеру, больше всех мальчиков в городе и больше всех людей на свете я любил моего товарища Беню, сына Меера Полкового. Я испытывал к нему странную привязанность, смешанную со страхом. Любил я его за то, что он был красивее, умнее и ловчей всех ребят, за то, что был предан мне, заступался за меня, давал оплеухи, драл за уши каждого мальчишку, который пытался меня задеть.

А боялся я его, потому что он был большим и дрался. Бить он мог, кого хотел и когда хотел, как самый старший, самый большой и самый богатый из всех мальчиков в хедере. Отец его, Меер Полковой, хоть был и не более как полковым портным, все же считался богачом и играл в городе роль почтенного обывателя: имел хороший дом и место у восточной стены в синагоге (третье от ковчега), в пасху у него пекли лучшую мацу; в субботу он брал к себе гостя-бедняка; милостыню подавал щедро; когда просили взаймы – не отказывал; детей обучал у лучших меламедов, – короче говоря, Меер Полковой старался походить на людей и стать хозяином, как все хозяева, словом, втереться в общество; но тщетно – не так легко проникнуть в общество у нас в Касриловке, не так легко у нас в Касриловке забывают, из какого человек рода и где его истинное место. Портной может выбиваться в люди двадцать лет подряд и отличиться наилучшим образом, и все-таки у нас в Касриловке он останется только портным. Я думаю, что нет на свете такого мыла, которое у нас в Касриловке сумело бы отмыть подобное пятно. Увы! Как вы думаете, сколько дал бы, к примеру, Меер Полковой, чтобы избавиться от прозвища «Полковой»! Несчастье его состояло в том, что фамилию он носил еще в тысячу раз худшую, чем это прозвище. В паспорте, представьте себе, он был записан: «Каневский мещанин Меер Мовшович Телка».