100 великих криминальных драм XX века - страница 21

Будущая подруга Достоевского Аполлинария Суслова в юности посещала исторические курсы, а в ответ на не совсем толерантную реплику профессора: «Вы так хороши, зачем вам ещё история?» заехала ему, своему учителю, по физиономии.

Героиня эпопеи Алексея Толстого «Хождение по мукам» Даша Булавина, будучи профессорской дочкой и девственницей, в 1910-е годы попала в богемную среду московской интеллигенции и умело играла роль «женщины с прошлым», вызывая восторг окружающих. То же самое делала и героиня романа Бориса Акунина «Любовница смерти», действие которого происходит в 1902 году.

Огромное эстетическое влияние оказывало и немое кино: русские гимназистки 1905–1911 годов специально пили два раза в день по ложке уксуса, чтобы казаться бледными, отрешенными от жизни и похожими на «ангелов смерти».

В капитализирующейся России образ алчной волчицы, не знающей чувств и пренебрегающей даже состраданием к детям и кровным родством, появился уже на рубеже ХХ века. Достаточно вспомнить хищницу и детоубийцу Аксинью из чеховской повести «В овраге». Это произведение особенно нравилось Горькому: он увидел в безжалостной Аксинье знак нового времени, эпохи капитализма.

Еще один характерный момент – европейская индульгенция или русское ханжество: совершив убийство ребенка и разорив всю семью мужа, героиня повести Чехова еженедельно на дорогой карете подъезжала к церкви и вносила в казну пожертвования на бедных. Церковь принимала и, очевидно, считала её «невинной» женщиной.

Но кому могло прийти в голову выдать убийство мальчика уголовниками за ритуальное жертвоприношение? Просто под руку очень кстати подвернулся тихий и незаметный служащий местного кирпичного завода Мендель Бейлис. Мальчишки часто играли там, на заднем дворе завода, а приказчики не раз гоняли их оттуда. Кто гонял, никто не видел. Проще простого пустить слух, что это Бейлис гонял их с заводского двора, а однажды вдруг схватил Андрюшу Ющинского и потащил куда-то. Никто этого не видел, и в свидетели были приглашены двое местных пьяниц – муж и жена, готовые за бутылку показать на кого угодно.

Так Бейлис был арестован по обвинению в убийстве ради совершения религиозного обряда. Член «Союза русского народа» Николай Павло́вич распространял у здания суда прокламации, в которых говорилось: «Мальчик замучен жидами, поэтому бейте жидов, изгоняйте их, не прощайте пролития православной крови!» Да и «Союз русского народа» вел себя во время следствия подобно прокурорскому надзору. Дело оказалось сфабриковано, да так, что в зале суда и за его пределами начались настоящие баталии. Оказывалось давление на следствие, менялись следователи, в газетах развернулась травля. Полицию обвинили в том, что она подкуплена евреями. Правые в Думе внесли запрос на расследование работы полиции. Спустя сто лет адвокат Генри Резник говорил, что «в условиях политического кризиса 1911 года российским правым нужно было громкое событие для укрепления их позиций, и именно поэтому заурядное уголовное убийство начало превращаться в ритуальное дело».

Общество, в котором культивируется «охота на ведьм», довольно легко убедить в нужной версии, если представить доказательства, пусть даже самые абсурдные. Можно ли всерьез относиться к показаниям архимандрита Амвросия, который, по его словам: «лично учения о ритуальных убийствах не изучал, но беседовал неоднократно с православными монашествующими, перешедшими из иудейства, и убедился, что у евреев, в частности у хасидов, есть обычай добывать убиением непорочных отроков кровь, употребляемую для мацы». Услышав это, Бейлис разрыдался прямо в зале суда. У него была хорошая репутация в городе. Несмотря на бедность, он обеспечивал большую семью и много работал. У него были прекрасные отношения с православными священниками. Даже среди русских националистов Менахем Бейлис слыл фигурой неприкосновенной, и его не затрагивали еврейские погромы. То, что произошло в связи с убийством Ющинского, стало для приказчика кирпичного завода полной неожиданностью.

В деле Бейлиса примечательным оказалось не само преступление, а реакция на него общества. В те годы в Думе шло обсуждение отмены черты оседлости и введения для евреев избирательных прав, поэтому обстановка была накалена до предела, и противники демократических мер воспользовались убийством семинариста.