100 великих литературных героев - страница 27

Сколько бы ни внушали нам, что Владимир Набоков – выдающийся стилист, все равно он остался в истории литературы всего лишь добротным писателем. Более того, его можно назвать Раскольниковым в литературном мире, в вопросе «тварь ли я дрожащая или право имею» избравшим гордыню права и не удостоенным свыше своей Сонечки Мармеладовой. Гордыня низвергла Набокова как человека и сделала его, пожалуй, ярчайшим наглядным примером главной идеи этой книги о том, что литературный герой не является порождением писателя, но писатель является тем посредником, с помощью которого литературный герой обосновывается в мире людей. Все зависит от того, что представляет собою писатель как человек. Потому нам и интересно, каков был жизненный путь творца, приведший его к тому или иному герою литературы.

Пытаясь опровергнуть порнографический характер самого знаменитого своего произведения – романа «Лолита», Набоков вознамерился доказать право писателя на свободу от морали и на отказ от соблюдения персонально им нравственных начал общества, причем обосновывал он свою позицию избранностью, сверхчеловеческой сущностью человека-творца. В статье «О книге, озаглавленной “Лолита” (Послесловие к американскому изданию 1958 года)», он заявил: «“Лолита” вовсе не буксир, тащащий за собой барку морали. Для меня рассказ или роман существуют, только поскольку он доставляет мне то, что попросту назову эстетическим наслаждением, а это, в свой черед, я понимаю как особое состояние, при котором чувствуешь себя – как-то, где-то, чем-то – связанным с другими формами бытия, где искусство (т. е. любознательность, нежность, доброта, стройность, восторг) есть норма. Все остальное – это либо журналистическая дребедень, либо, так сказать, Литература Больших Идей, которая, впрочем, часто ничем не отличается от дребедени обычной, но зато подается в виде громадных гипсовых кубов, которые со всеми предосторожностями переносятся из века в век, пока не явится смельчак с молотком и хорошенько не трахнет по Бальзаку, Горькому, Томасу Манну».[33]

Таким смельчаком и полагал себя Владимир Набоков, имевший в отличие от многих ему подобных задатки значительного таланта (иное дело в каких целях он ими в конечном итоге воспользовался). Вряд ли на весах истории стилистика или художественный вымысел могут перевесить разрушающую силу аморального произведения, созданного с их помощью.[34] И вряд ли мы вправе отделять Владимира Набокова (в силу красоты его художественного слога) от той же пресловутой эротоманки Эммануэль Арсан.

Лишь увязшая в абстрактных философствованиях часть современной российской интеллигенции, согласно уже сложившейся традиции протаскивать в гении каждого писавшего по-русски эмигранта, кто хоть как-то потрафил идеологам мировой демократии, упорно пытается возвеличить Набокова до равенства его с теми же М.А. Шолоховым или А.П. Платоновым. К сожалению, главным в творчестве Владимира Владимировича является не его талант стилиста, а принадлежность Набокова к отцам сексуальной революции второй половины XX в. С этих позиций мы и поведем разговор о нимфетке Лолите, предварительно оговорив, что ко времени создания романа автор уже окончательно потерял духовную связь с русской литературой и являлся сугубо американским писателем.

Владимир Владимирович Набоков родился в 1899 г. в Петербурге, в семье юриста, публициста, издателя и видного политического деятеля императорской России, одного из основателей конституционно-демократической партии (кадетов) Владимира Дмитриевича Набокова (1869–1922). По сей день ведутся споры о принадлежности В.Д. Набокова к франкмасонам, но убедительных доказательств этому пока не предъявлено. По линии отца Набоковы происходили из аристократической фамилии баронов Корфов, и до 1904 г. Владимир Дмитриевич имел придворный чин камергера.

Мать писателя, урожденная Елена Ивановна Рукавишникова (1876–1939), была дочерью богатейшего российского золотопромышленника-миллионщика Ивана Васильевича Рукавишникова (1841–1901), владельца небезызвестных в истории кровавых Ленских приисков. Бездетный брат Елены Ивановны Василий Иванович Рукавишников (1874–1916), русский посланник в Италии, завещал все семейное состояние своему любимому племяннику и будущему писателю Владимиру Набокову, который не успел воспользоваться наследством.