100 жемчужин европейской лирики - страница 4
Когда венец восторга молодого —
В одной любви награду находить,
Когда один желания другого
Пророчески спешит предупредить, —
Какая власть, скажи, какое слово
Тот узел чудный в силе разрешить?
(Переводчик – Шестаков Дмитрий Петрович, 1869–1937)
Сквозь бури моря в зыбком челноке…
Сквозь бури моря в зыбком челноке
Доходит бег моей тревожной жизни
К той пристани всеобщей, к той отчизне,
Где сладок сон и счастью и тоске.
Но страстных лет властительный кумир,
Художника фантазия живая,
Как гаснешь ты, бессильно упадая,
Бескрылая, у входа в новый мир!
И грудь дрожит тревогою глухой:
О, чем спастись от гибели двойной —
Как вырвать дух из черной смерти тела?
Когда б, забыв палитру и резец,
К твоей любви душа не возлетела,
Под сень креста зовущий нас отец!
(Переводчик – Шестаков Дмитрий Петрович, 1869–1937)
Бюргер Готфрид Август (1747–1794)
Красавица Зусхен
Я знал ее давно: была
Она добра, скромна,
Я видел, как стройна, мила,
Как хороша она.
Я приходил, я уходил,
Как в синем море вал.
Вблизи нее я счастлив был,
Вдали – я не страдал.
Но время шло, и вот я стал
Другим: я полюбил,
Страдал в разлуке, тосковал,
Свиданьем с нею жил.
На свете ею лишь одной
С тех пор был занят я:
Она была мой труд, покой,
В ней жизнь была моя.
И слеп, и глух, и нем я стал
Во всем, что не она.
Меня луч солнца согревал,
Сияла мне луна,
Сверкали звезды, луг пестрел
В цветах… Я был слепой:
Я только на нее смотрел,
Весь мир был в ней одной.
Но время шло… Любовь прошла,
Как светлые мечты.
Она по-прежнему была
Царицей красоты.
Я приходил, я уходил,
Как в синем море вал.
Вблизи нее я счастлив был,
Вдали – я не страдал.
Вы, мудрецы, скажите, где,
Когда и как узнать —
Зачем удел людей везде
Любить, любя страдать?
И растолкуйте мне, зачем
Всё было так со мной,
Что был я слеп, и глух, и нем
И мир был в ней одной?
Я думал день и ночь, всегда,
И ночь и день опять.
Но этой тайны никогда
Не мог я разгадать.
Придет любовь и убежит,
Как ветер, как волна.
Откуда? И куда манит,
Куда зовет она?
(Переводчик – Андрусон Леонид Иванович, 1875–1930)
Вега Лопе, де (1562–1635)
О, как нехорошо любить притворно…
О, как нехорошо любить притворно!
Но как забыть, отдав ей больше году,
Свою любовь? Прогонишь в дверь природу,
Она в окно стучится вновь упорно.
Отвергнутой заискивать – позорно,
И верной быть неверному в угоду, —
Необходимо дать себе свободу —
Предмет любви избрать другой проворно.
Увы! Любить без чувства невозможно,
Как ни обманывай себя прилежно,
Тому не выжить, что в основе ложно.
Нет, лучше ждать настойчиво и нежно,
И может быть, от искорки ничтожной
Он вспыхнет вновь, костер любви мятежной.
(Переводчик – Пяст Владимир Алексеевич, 1886–1940)
Верлен Поль (1844–1896)
Я – маниак любви
Во мне живет любви безвольный маниак:
Откуда б молния ни пронизала мрак,
Навстречу ль красоте, иль доблести, иль силам,
Взовьется и летит безумец с жадным пылом.
Еще мечты полет в ушах не отшумит,
Уж он любимую в объятьях истомит.
Когда ж покорная подруга крылья сложит,
Он удаляется печальный, – он не может
Из сердца вырвать сна – часть самого себя
Он оставляет в нем…
Но вот опять, любя,
Ладья его летит на острова Иллюзий
За горьким грузом слез… Усладу в этом грузе
В переживанье мук находит он: свою
Он мигом оснастил крылатую ладью
И, дерзкий мореход, в безвестном океане
Плывет, как будто путь он изучил заране:
Там берег должен быть – обетованье грез!
Пусть разобьет ладью в пути ему утес…
С трамплина нового он землю различает,
Он в волны прыгает, плывет и доплывает
До мыса голого… Измучен, ночь и день
Там жадно кружит он: растет и тает тень —
Безумец все кружит средь дикости безвестной:
Ни травки, ни куста, ни капли влаги пресной;
Палящий жар в груди, часы голодных мук, —
И жизни ни следа, и ни души вокруг,
Ни сердца, как его… Ну, пусть бы не такого,
Но чтобы билось здесь, реального, живого,
Пусть даже низкого… но сердца… Никого…
Он ждет, он долго ждет… Энергию его
Двоят и жар, и страсть… И долго в отдаленье
Безумцу грезится забытому спасенье.
Все парус грезится… Но безответна твердь,
И парус, может быть, увидит только Смерть.
Что ж? Он умрет, земли, пожалуй, не жалея…
Лишь эта цепь потерь с годами тяжелее!
О эти мертвецы! И, сам едва живой,