13 черных кошек и другие истории - страница 12

— Пошли, — отвечает Коля и стоит, рассматривая босые ноги.

— Возьмите их, товарищ капитан третьего ранга, — говорит один матрос. — Вон как обиделись.

— Не имеем права рисковать их жизнью…

Что еще сказал командир, ребята не слышали: он стал говорить тише, а тральщики завели моторы.

— Хлопцы! — кричит старшина. — Заходите в гости! Автомат пощажу…

Вот этот знает — кому можно, а кому нельзя…

…Тральщики ходят лесенкой. Один впереди, а другой — сзади и немного сбоку. Они ходят уж давно, а мину подорвать не могут.

Сначала было интересно, а теперь нисколечко. Тогда, как только пришли, один тральщик поставил к берегу трал, отошел от него да как даст самый полный ход! Только пена из-под винта фонтаном бьет!

Тральщик шел как будто точно туда, где лежит мина. На корме его стоял матрос и бросал глубинные бомбы. Они взрывались сзади катера. Слышно было: «тук», — а потом вода забурлит, приподнимется, словно кто-то большой по дну гуляет, и снова река гладкая, без бугров… А мины целы.

Сколько глушеной рыбы плывет!.. Ее ребята набрали много. Брали и лещей, и язей, и стерлядь: теперь все равно дома сознаться придется.

Потом катера начали тралить. Ходят друг за другом, и всё.

— Не умеют взрывать, — вздохнул Коля.

— Не уме-е-ют! — передразнил его Митя. — Думаешь, что мину взорвать: прошел — и готово. Папа говорит, что другой раз целый день ходят, а вытралят только одну.

Дует ровный низовой ветер. Волны бьют о яр. Вода у берега мутная, желтая. Рыбачить нельзя. Друзья улеглись в тени и следят за тральщиками.

— Митя, а они сами, как пароход, взорваться могут?

— Могут…

— А матросам там, наверно, страшно, — сказал Митя после продолжительной паузы.

— Привыкли, — ответил Коля. — Самые смелые люди на тральщиках служат. Они все время могут умереть…

Незаметно ребята уснули. Проснулись от сильного удара. И первое, что они увидели, — большой тонкий столб воды около одного трала.

— Мина!

— Ага! Взорвали!

Под вечер взорвали вторую мину. Она лежала на мелком месте, и столб воды был совсем другой, широкий, пушистый, словно дерево из воды встало.

Тральщики подошли к берегу.

— Спасибо, ребята, — сказал командир и снова подал руку. — Вам куда?

Коле нужно было сворачивать в сторону от реки, но он промолчал и решил подождать, что будет дальше.

— Мне к папке бежать надо, — сказал Митя. — Он у меня бакенщик.

— На каком посту?

— Да вот тут — за поворотом. Я мигом добегу…

— Ладно, ладно! Теперь мин нет, и вам можно на катер. Иванов! Принимай гостей!

Горячая палуба жжет ноги. Но это ничего. Все можно вытерпеть, если к дому подходишь на военном катере, да еще с пулеметами, да с флагом… Может, и папа не так сердиться будет…

Плывут назад берега. Катер идет быстро: еще один поворот — и дом. Как жаль, что он так близко!

На берегу на скамеечке сидит отец. Он смотрит на катер. Вот что-то крикнул. К нему подошла мама и бабушка. Они прикрыли глаза от солнца ладошками и тоже смотрят на катер. Что-то будет…

Заскрипел песок под днищем катера. Остановились.

— Петрович! Принимай своего! Славный помощник растет. Помог две мины вытралить.

Митя смотрит только на жилистые, загрубелые руки отца… А вот они тянутся к нему… Как хорошо на руках у папы! Сердце бьется часто-часто.

— Мать! Накорми их, — басит отец и, легонько шлепнув Митю, подталкивает к дому. — Тоже мне, внештатные наблюдатели…

Голос у папы ласковый и чуть-чуть вздрагивает.

— А ведь придется, мать, оборудовать им наблюдательный пункт.

Трус ли я? Не знаю. Но сердце мое колотилось отчаянно. И вот я стоял в темноте и, затаив дыхание, прислушивался. Я слушал до боли в ушах. Зенитки перестали бить, наступило затишье. Только по железным крышам соседних домов время от времени брякали осколки. После беспрестанного грохота эта тишина давила на уши.

Тик-так… тик-так… тик-так…

Когда я услышал это тиканье? И почему оно здесь? Вчера его не было. Оно остановило меня. Только что я пробирался на свой пост, к слуховому окну. Согнувшись, чтобы не задеть жестяную крышу, я шел по чердаку в темноте. Внезапно, словно по команде, зенитки смолкли. Исчезли вспышки и всполохи, они погасли, словно прожекторные лучи окунулись в воду. Наступила тишина. Звенящая тишина. Грохотанье замерло, утихло, отзвенело, и на земле стало совсем тихо, так тихо, будто на свете и не было войны. И только: