15 сантиметров для брата моего друга - страница 9
– Какой он злой! – фыркает язва, недовольно выпятив губы, когда мы поднимаемся на мой этаж и оказываемся возле комнаты.
– Это нормально. Проходи. Только зря ты пришла в таком…
– Что? – глядит на меня как на врага народа.
А я что? Я просто предупредил. Парни очень любят таким миловидных девочек в платье с тонкими ногами и красовй фигуркой. А у этой язвы фигурка красивая, сам видел. И что мне прикажете делать?
– У нас парни… с пошлинкой, ни одной юбки не пропустят.
– Я сумею за себя постоять.
Если она мастер спорта по вольной борьбе, то, возможно, сможет, но с ее длинным языком вряд ли размахивания миниатюрными кулаками хоть как-то помогут против крепких ребят. Я не просто так в тот день свалил из комнаты к брату. В роковой день, чтоб его!
– А у вас тут… миленько, – пищит она под боком.
Еще бы не было миленько. Повсюду валяются Мишкины носки, даже труселя висят на спинке стула, на столе повалены стеклянные бутылки, а окна распахнуты настежь, чтобы не пахло табаком. И нет, я не курю из-за аллергии, это все Михан с соратниками вчера надымил. Хорошо, что сейчас он в душе – знакомить не придется. Надеюсь, уйдет к своим ребятам и не будет меня мучить.
– Располагайся, сейчас все зачистим, – говорю, проходя в комнату вслед за девчонкой.
Под зачистим подразумевается скидывание многочисленных бутылок Михана ему же на кровать. А что он хотел? Нагадил и свалил? Нет уж, со мной этот номер не пройдет.
– Это же варварство! Нельзя их просто в пакет сложить? – подает голос девчонка сквозь шум бутылок.
– Пусть сам убирает.
– Эй, какого хрена… воу! – раздается позади нас голос соседа по комнате.
Пришел. Вовремя как. С перевязанным на талии полотенцем, с лицом а-ля «детка, ты будешь моей этой ночью». Еще и мускулами играет. А эта язва смотрит на него распахнутыми ведьминскими глазами. Не отрывается. Десять секунд. Двадцать. Отвернись от него! Ты чего себе позволяешь, чертова малолетка? Почему я вообще обращаю на это внимание? Почему мне хочется убить друга и запереть тебя в ванной. И себя заодно. Чтобы остались наедине в тесной комнате, в полной темноте, и…
– Это и есть твой друг-балагур? – спрашивает тоненьким голоском язва.
– Можно просто Михаил, – обаятельным голосом представляется друг и протягивает руку.
– Не ерничай, а лучше убери за собой, нам нужно чертеж по сопромату доделать, – встаю между ними и опускаю руку друга.
– Так вот кто тебе настроение тогда подпортил? Мое почтение, мадам.
– Михан!
– Ладно, ухожу.
Парень забирает одежду и выходит из комнаты. В душевой переоденется или у своих друзей, которые здесь насвинячили, лишь бы не мешался под ногами нам с Ликой. Когда я начал называть ее по имени?
– Ну что, продолжим.
Расстилаю на столе недоделанный чертеж и приглашаю язву. Она, тихо хихикая, садится на стул, берет из пенала карандаш и продолжает чертить. А я стою сверху, как преподаватель, желающий проконтролировать своего ученика. И наблюдаю. У нее неплохо получается, кстати. Аккуратно вычерчивает линии даже этими восьмью сантиметрами. Как так? Не знаю. Жаль, что длинной линейки нет, а попросить не у кого – почти все разъехались.
– Может, не будешь на меня дышать? – недовольно подает голос. Хотя не недовольно, скорее противно, чтобы показать характер. Это на нее похоже.
– Буду! Иначе опять что-то испортишь!
– Ой, хуже все равно не будет. Могу и этот огрызок сломать!
– Не надо! И так испортила все.
– Чего ты привязался к этой линейке? – поворачивается ко мне и гоядит глазами полными недоумения. – Можно точно такую же купить. Она даже в ларьке у метро есть, стоит всего ничего.
– Это отцовская, с его росписью.
– Ты не можешь его попросить еще раз расписаться? – смотрит выжидающе, а у меня в груди возрождаются не самые приятные воспоминания. Старые. Которые пытаюсь забыть, а они возвращаются снова и снова.
– Он умер два года назад.
Между нами повисает непривычная тишина. Она удивленно смотрит на меня, не говоря ни слова, а я стараюсь больше не вспоминать то, что было в прошлом.
– Вадик мне ничего не говорил, – говорит она серьезно.
– А должен был?
– Нет, просто… Прости, ладно?