153 самоубийцы - страница 6

– Я думал, что имею дело с джентльменом, – возмущенно промолвил в ответ Том и слез со стула. – Я думал, что буду иметь дело с джентльменом, а вместо этого должен выслушивать неумные насмешки над моим уродством. До свидания, сэр…

Однако доктор не позволил Тому уйти. Он почти силком снова усадил возмущенного лилипута за стол и продолжал:

– Ради бога, не думайте, что я над вами издеваюсь. Я больше чем когда бы то ни было далек от этого. Дело, видите ли, в том, что я уже лет десять изучаю проблему роста у людей и животных, и не так давно добился кой-каких довольно существенных результатов. Мне удалось, видите ли, обнаружить в животном организме гормон, который я осмеливаюсь назвать гормоном роста. Вводя в кровь того или другого животного соответствующий реактив, я придаю этому гормону исключительную силу. И в результате, вы понимаете, животное растет. Я уже проверял его на крысах, кроликах и собаках. Результаты самые положительные. Мне кажется, что можно уже попробовать мой экстракт, названный мною «эликсиром жизни», и на человеке. Боюсь гарантировать вам безусловную удачу, но большинство шансов за то, что результат будет положительный. И тогда, – воскликнул доктор Эрроусмит и замахал руками в сильном волнения, – тогда перед человечеством откроются чудесные перспективы! Если же, – добавил он, помрачнев, – опыт не удастся, то вы отделаетесь только несколькими бессонными ночами… если не считать, конечно, вполне законного разочарования.

На минуту в кабинете наступило гробовое молчание. Затем побледневший от волнения артист мюзик-холла «Золотой павлин» Томас Симс протянул собеседнику свою крошечную руку и связал:

– Валяйте, сэр.

Доктор вытащил из своего дорожного саквояжа флакон спирта, шприц; и ампулу с изумрудной жидкостью. Заперев дверь, он помог Тому раздеться, потер ему спину ваткой, намоченной в спирту, и впрыснул в позвоночник полный шприц «эликсира жизни». Том тихо ахнул и упал без чувств. Это дало себя знать сильное волнение. Сама по себе операция была совершенно безболезненной.

Когда доктор у выхода из ресторана распрощался с Томом, он крикнул ему напоследок:

– У вас есть с собой деньги? Пять долларов? Чудесно! Зайдите в гастрономический магазин и закупите себе возможно больше ветчины, сливок и фруктов. Клянусь моей лысиной, у вас через часок-другой появится чертовский аппетит.

Когда Том, в живописном одеянии ковбоя, лихо выехал на сцен; верхом на крошечном пони, рыжий подвыпивший фермер в ярко-оранжевом костюме, сидевший в первом ряду, зевнул и громко, на весь зал, сообщил своему соседу:

– У меня на ранчо таких лилипутов человек тридцать. Только этот, пожалуй, немножко повыше.

Легкий смешок пробежал по рядам.

– Чудак, – ответил сосед фермеру, – разве у твоих ковбоев такое писклявые голоса, как у Симса? У него голос птенчика. Он поет, как девочка.

Конферансье выступил на авансцену и торжественно возвестил:

– Сейчас мистер Томас Симс споет любимую песенку «Мамми, я боюсь этого черного негра».

Это был коронный номер Симса. Если закрыть глаза, казалось, что поет трехлетний ребенок. Том откашлялся и с ужасом почувствовал, что запел густым бархатным баритоном:

Громкий хохот и свист покрыли последние слова куплета. Недоеденные апельсины, тучи банановых корок полетели на сцену. Пришлось дать занавес.

– Вы перестанете расти, или мне придется передать дело в суд, брат Симс, – елейно промолвил директор мюзик-холла и чуть слышно стукнул кулаком до столу.

Директор был в черном сюртуке. Его черная широкополая шляпа висела на ветвистом оленьем роге, прибитом около дверей кабинета. Всем своим обличием мистер Паттерсон смахивал больше на баптистского проповедника, нежели на директора зрелищного предприятия. В этом не было ничего удивительного, ибо до того, как заняться мюзик-холлом, мистер Паттерсон лет двадцать торговал словом божьим в качестве проповедника. От своей прежней профессии он сохранял чувство несколько брезгливого презрения к греховным мюзикхольным делам. А из всех греховных мюзикхольных дел наш директор больше всего не любил те, которые приносили убыток.