1612. Рождение Великой России - страница 32
.
Историкам XVIII в. В.Н. Татищеву, М.М. Щербатову и «последнему летописцу» Н.М. Карамзину осталось лишь с большим или меньшим блеском перелагать устоявшиеся представления об «освободителе государства». Вместе с тем Карамзин, в отличие от большинства предшественников и эпигонов, не преминул отмстить роль юного князя Михаила Васильевича в более ранних событиях борьбы с И.И. Болотниковым>{35}.
С.М. Соловьев со свойственной великому историку последовательностью описал участие Скопина-Шуйского во многих «выпавших» из легенды придворных и военных событиях начиная с царствования Лжедмитрия I. А один из крупнейших русских историков прошлого века Н.И. Костомаров не только нашел Михаилу Васильевичу должное место в монографии о Смуте, но и посвятил ему специальный очерк в «Жизнеописаниях», обратив внимание на некие «темные* дела, отраженные в известнейших источниках, но упорно не замечаемые исследователями>{36}. Авторы других общих курсов русской истории отличались меньшим вниманием к реальным обстоятельствам краткой и яркой жизни полководца эпохи Смуты. Они в целом вполне удовлетворялись легендой XVII столетия>{37}.
«Прямые и кривые в Смутное время» великого бытописателя И.Е. Забелина, вышедшие несколькими тиражами, казалось, должны были обратить внимание историков на проблему характера князя Скопина и его отношения к событиям гражданской войны>{38}. Но даже преизрядный знаток источников и литературы B.C. Иконников в книжке о Михаиле Васильевиче уклонился от этой задачи>{39}.
Между тем, помимо изданий русских повествовательных источников, в XIX в. были введены в научный оборот обширные комплексы подлинных документов Смутного времени>{40}. Сделался доступным широкий диапазон точек зрения на события, отраженный в записках иностранцев>{41}. В последние годы XIX в. и первые 15 лет XX в. взрыв публикаций источников о Смуте, позволяющих по-новому взглянуть и на деятельность Скопина-Шуйского>{42}, был связан с празднованием 300-летия Дома Романовых в атмосфере «Гром победы, раздавайся!». А после большевистского переворота, когда рядом замечательных ученых был издан целый свод материалов о народных движениях эпохи Смуты и о Крестьянской войне под руководством И. И. Болотникова в особенности>{43}, лучший воевода противного, правительственного, лагеря был оставлен в стороне от наиболее трагических событий как «патриотический» герой.
В послереволюционное время издавался значительный актовый материал, причем не только относительно «классовой борьбы». Особенно следует отметить продолжение публикации первостепенных для изучения Государева двора разрядных документов, отмечавших все назначения и службы московских чинов>{44}. Важнейшие повествовательные источники были переизданы на высоком научном уровне; в научный оборот вошли публикации малоизвестных и новооткрытых памятников>{45}; стали понятнее история создания и источники ещё не изданных, однако используемых учеными крупных летописей XVII в.>{46} Но поразительное изобилие подлинных источников не изменило общей историографической установки. И скромные «книжные списатели», и такие крупные ученые, как Ю.В. Готье, С.Ф. Платонов, А.А. Зимин, И.И. Смирнов, В.И. Корецкий, известнейший автор Р. Г. Скрынников и др., воссоздавая интересную и полезную для нас картину событий>{47}, предпочли тем или иным путем отстранить героического полководца Скопина от главного конфликта времени: борьбы царской власти и восставшего народа.
К князю Михаилу Васильевичу была прочно привязана драматургия, заложенная ещё в «Новом летописце» и талантливо развитая Карамзиным: «Лучший из воевод, хотя и юнейший, в годину величайшей опасности с печалью удалился от рати, думая, что возвратится, может быть, уже поздно, не спасти царя, а только умереть последним из достойных Россиян! … Так успел Герой-юноша в своем деле великом! За 5 месяцев пред тем оставив Царя почти без Царства, войско в оцепенении от ужаса, среди врагов и предателей — находя везде отчаяние и зложелательство, но умея тронуть, оживить сердца добродетельной ревностью, собрать на краю Государства новое войско отечественное, благовременио призвать иноземное, восстановить целость России от Запада до Востока, рассеять сонмы неприятелей многочисленных и взять одною угрозою крепкие, годовые их станы — Князь Михаил двинулся из Лавры, им освобожденной, к столице, им же спасенной, чтобы вкусить сладость добродетели, увенчанной славою»