1918. Хюгану, или Деловитость - страница 26

Было еще слишком рано, когда он отправился в редакцию. Там он набросился на озадаченного Эша с сильнейшими упреками, связанными с плохой репутацией его газеты. Было ужасным все то, что ему, Вильгельму Хугюнау, который все-таки в действительности не несет ответственности за господина Эша, пришлось в течение последних двух дней выслушать о газете. Как маклера это не должно было бы его совершенно беспокоить, но у него разрывается сердце, да-да, именно так- разрывается сердце, когда он видит, как умышленно губится хорошее дело; газета живет за счет своей репутации, а если репутация эта терпит крах, то такая же участь ожидает и саму газету. То, как обстоят дела, до чего довел их господин Эш, свидетельствует, что "Куртрирский вестник" — это не что иное, как афера, такую газету невозможно продать. Неплохо было бы понять господину Эшу, что он должен еще доплатить собственно покупателю газеты, а не требовать с него деньги.

Лицо Эша помрачнело; затем по нему пробежала пренебрежительная ухмылка. Но этим сбить Хугюнау с толку было, конечно, невозможно: "А здесь нечего ухмыляться, дорогой друг Эш, дело принимает крайне серьезный оборот, может, даже намного серьезнее, чем вы сами предполагаете. О какой-то там рентабельности не может быть и речи, если и удастся получить некую прибыль, то только за счет неслыханных жертв, да, именно жертв, мой дорогой господин Эш. А если даже и наберется, во что ему очень хочется верить и надеяться, среди моих друзей группа готовых к жертвам господ, не боящихся этого совершенно безнадежного, если не идеалистического проекта, то вы, господин Эш, можете говорить об удаче, такой удаче, которая бывает, наверное, единственный раз в жизни, поскольку благодаря особо благоприятным обстоятельствам и моему, можете не сомневаться, мощному посредничеству я обеспечу вам еще и вероятную прибыль в десять тысяч марок, а если вам это невдомек, то мне просто жаль, что я бескорыстно занимался вашими делами, которые меня совершенно, ну нисколечко не касаются".

"Тогда оставьте все так, как было", — заорал Эш и грохнул кулаком по столу,

"Да ради Бога, я могу, конечно, оставить все так, как было… но не могу понять только, почему вы приходите в такую ярость от того, что кто-то не соглашается безоговорочно с вашими фантастическими ценами?"

"Я не требовал ничего фантастического… двадцать тысяч стоит газета, и то — между своими".

"Ну, конечно, разве не видно, как сразу соглашаются на вашу цену? Особенно если добавить, что в газету для дальнейшего развития необходимо вложить еще как минимум десять тысяч… А тридцать тысяч — это все-таки многовато, не так ли?"

Эш задумался. Хугюнау понял, что он на правильном пути: 'Ну что ж, вы становитесь благоразумнее… Я, конечно, не хочу давить на вас… Вы можете не так все истолковать…"

Эш начал ходить по комнате, затем произнес: "Я хотел бы обсудить все это с моей женой".

"Нет проблем… Но только размышляйте не слишком долго… наличные денежки манят, дорогой мой господин Эш, но Долго ждать они не будут, — поднявшись со стула, он добавил:- Завтра я, с вашего позволения, хотел бы поинтересоваться еще раз… и, кстати, отрекомендуйте меня вашей дражайшей супруге".

Доктор Флуршютц и лейтенант Ярецки направлялись из больницы в город, Дорога была в ямах и выбоинах, возникших в результате того, что по ней ездили грузовики с железными шинами, поскольку резины не хватало. В безмятежно спокойном воздухе высилась тонкая черного цвета металлическая труба неработающей толевой фабрики. В лесу щебетали птицы. Рукав Ярецки был приколот английской булавкой к карману его форменного кителя.

"Странно, — сказал Ярецки, — с тех пор, как я лишился левой руки, правая кажется мне противовесом, тянущим вниз… лучше оттяпали бы и ее тоже".

"Вы же симметричный человек., инженеры ведь соображают в симметрии".

"Знаете, Флуршютц, иногда я уже и не вспоминаю, что имел такую профессию… Вам не понять этого, своей-то профессии вы не изменили".

"Ну, так уж однозначно это не стоит утверждать… Я был скорее биологом, чем врачом…"

"Я предложил свои услуги фирме "АЕГ", людей ведь сейчас везде не хватает, Но не могу себе представить, что я снова сижу за чертежной доской, А как вам кажется, сколько всего человек погибло?"