1940-Счастливый год Сталина - страница 30

стр.

24 апреля 1941 г. Сталин позвонил Илье Эренбургу и обещал ему поддержку в публикации третьей части его романа «Падение Пари­жа». За четыре дня до этого цензура запретила выход в свет второй его части. Эренбург сохранил хладнокровие, дожидаясь момента, ког­да он и его творчество вновь станут нужны, и в 1942 г. был награжден Сталинской премией. То же самое наблюдалось и в кинопроизвод­стве. Снятые еще до войны фильмы Ефима Дзигана «Мы из Крон­штадта» и «Если завтра война» были отмечены теперь Сталинской премией второй степени.

Первым публичным выступлением Сталина после затянувшегося с марта 1939 г. молчания была речь на приеме в Кремле перед выпуск­никами военных академий 5 мая 1941 г. В ней содержались указания на возможность ведения — в среднесрочном плане — наступательной войны[117]. «Выступает генерал-майор танковых войск. Провозглаша­ет тост за мирную сталинскую внешнюю политику. Товарищ Сталин: "Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивала мир на­шей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени i проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили

нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техни­кой для современного ведения боя, когда мы стали сильны — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обо­роны перейти к военной политике наступательных действий. Нам не­обходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современ­ная армия, а современная армия есть армия наступательная"»[118]. Речь Сталина может быть истолкована как ответ на выступление Гитлера от 4 мая 1941 г. в рейхстаге. Именно со следующего дня Сталин стал Председателем Совета народных комиссаров.

Новые планы вызревали и по другую сторону границы: в том же 1940 г. на Бендлерштрассе в Берлине кипела работа над сценариями (плана «Барбаросса»), чтобы, наконец, покончить с этим дурным и, как казалось, беспомощным «замкнутым торговым государством» на востоке. Но Сталин не хотел этому верить вплоть до 22 июня 1941 г., невзирая на тревожные донесения секретных служб. Когда десять лет спустя Сталину представили текст для внесения правки во второе из­дание его «Краткой биографии», которое должно было выйти к его 70-летию, «вождь и учитель трудящихся» добавил в первое предло­жение своего обращения по радио от 3 июля 1941 г. следующие от­меченные курсивом слова: «22 июня 1941 г. империалистическая гит­леровская Германия грубо нарушила пакт о ненападении и совершила неожиданное нападение на Советский Союз»[119].

Летом 1940 г. в кинопрокат поступил фильм «Закон жизни». Собственно говоря, эта снятая по сценарию Александра Авдеенко картина соответствовала официальной линии критики карьеризма и морального разложения. В качестве отрицательного героя в нем был выведен секретарь обкома комсомола товарищ Огнерубов. Ни Андрей Януарьевич Вышинский, заместитель председателя Совнар­кома СССР, ни Иван Григорьевич Большаков, Председатель Коми­тета по делам кинематографии при СНК СССР, не возражали про­тив выпуска этого фильма в прокат. Поэтому редакционная статья в «Правде» от 15 августа 1940 г. «Фальшивый закон» грянула как гром среди ясного неба. Фильм закрыли, а в комитете по кинематографии предусмотрительно занялись самокритикой.


СКОРО « шт ши ivtiifT «И птмгтт*

is»ohw

Закин )ЬШ- £

«ee-eiwe hwnov Л (пая*, 1 с »|ци

Ргк 16 Огонек. 10 июля 1940 № 19 3-я стр. обложки

Но этим дело не кончилось. 9 сентября 1940 г. в ЦК ВКЩб; со­стоялось обсуждение фильма. Прису гствовали Сталин, его ближай­шее окружение, Председатель Комитета по делам кинематографии, руководство Союза писателей и кинорежиссеры. На совещании пред- седате. [ьствовал секретарь ЦК по идеологии Жданов. Сталин прини­мал участие в дискуссии[120]. Деятелям искусства, естественно, было известно, что открытая критика недостатков легко могла быть ис­толкована как извращение советской действительности. Александр Остапович Авдеенко, сам того не желая зашел слишком далеко, неправильно поняв сформулированную Сталиным задачу кинемато­графистов — способствовать повышению политической сознательно­сти масс