200 дней до приказа - страница 4

Вечер, улица, Шматко. Всё ещё не осознавший наступившую в его жизни крутую перемену, лейтенант решил подышать свежим воздухом, дабы успокоить душевное волнение. Погрузившийся в себя по самую макушку, лейтенант даже вздрогнул, когда прохожий решил обратиться к нему с самой по нашим временам распространённой просьбой.

— Извините, сигаретки не будет?.

Руки принялись хлопать по карманам, не дожидаясь команды головы.

— Не будет! Я не курю!. Бросил!. Только что…

Загадочно улыбаясь, прохожий скрылся в подъезде, оставив Шматко наедине с его «броском курения». В конце концов, организм человека состоит на девяносто процентов из воды, а не из железа. Разве виноват Шматко, что ему такие вопросы задают? Лейтенант сделал один шаг, второй, высматривая некий предмет, который не так давно должен был совершить мягкую посадку как раз под окнами дома. И откуда у лейтенанта Шматко взялась эта грация хищника, готовящегося к прыжку? Его взгляд остановился, мышцы напряглись, шаг, стремительное движение, и в его руке она — брошенная и вновь подобранная пачка сигарет. «Значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день», — решил лейтенант, пряча пачку на груди — одинаково близко к сердцу и лёгким. В конце концов, разбрасываться материальными ценностями — не порядок! Пригодится. Угостить кого или… Что или? Никаких других блестящих идей в голову не приходило.

Пришла тусклая, но непреодолимая:

«Ладно…

Последнюю… На прощание…»

Шматко снова достал пачку, взял сигарету, прикурил… Абсолютно точно, этот прохожий здесь ходил неспроста. Увидев его ехидную улыбочку, лейтенант впервые за последние двадцать лет закашлялся от табачного дыма. Ночь рассекла искорка выброшенной сигареты.

Прохожий брёл куда-то, где его угостят сигаретами. Лейтенант Шматко, дважды за сегодня бросивший курить, последний раз вдохнул морозный воздух и решил вернуться в тепло — в тепле меньше курить хочется, и с глупыми вопросами никто не пристаёт.

По вечерам любой город становится краше. Просто потому, что вечером ещё достаточно светло, чтобы не жаловаться на отсутствие фонарей, и достаточно темно, чтобы не замечать многих досадных мелочей, которые так и норовят броситься в глаза днём. Вот в такое замечательное время Эвелина и Валера решили прокатиться на автомобиле.

Страшно, когда женщина за рулём, но когда рядом с ней мужчина, по уши в неё влюблённый, — жди беды! Старший лейтенант был влюблён не только по уши, но и в уши тоже. Ушные раковины Эвелины привлекали его безмерно. Видно, мысль о том, что женщина любит с помощью органов слуха, не давала Смалькову покоя. Он шептал, он целовал, он не мог остановиться.

— Валерка, прекрати… — Положение Эвелины было особо тяжким, в силу того что руки её обязаны были находиться на руле, а ноги — на педалях, к тому же приходилось хотя бы иногда посматривать на дорогу.

— Не могу! У тебя там за ушком такое место… — Смальков всё никак не мог успокоиться.

— Я знаю, что у меня там за ушком. Поэтому не надо, потерпи, скоро приедем.

Терпеть Смалькову не хотелось — офицер он или не офицер?

— А если я прикажу?.

— А если я обижусь? — увы, Эвелина не служила.

— Понял, терплю.

Увы, не каждого мужчину можно уговорить подождать. Машина влюблённой парочки неумолимо приближалась к стоящему на обочине гаишнику. Как раз гаишника уговорить невозможно — ни подождать, ни поторопиться.

Служебный свисток наполнился воздухом, жезл поднялся, будто налитая кровью важная часть тела. Эвелина всё поняла, её ножка послушно вдавила в пол педаль тормоза, остановив машину у обочины.

— Капитан Потапов. Почему нарушаем? — Вопрос этот хорош тем, что не оставляет выбора. Ведь ещё секунду назад водитель думал, что он и вовсе ничего не нарушил, теперь же его мысли сосредоточены на том, почему он сделал то, чего, быть может, и не делал. Ясно, что не всем вполне понятна эта ясность…

— Знак на повороте кому висит? Ваши документы!

Трудно сказать, что именно капитан Потапов надеялся найти в документах, может, просто хотел посмотреть на фотографию Эвелины.

— Какой знак? — Эвелина явно не собиралась сдаваться. — Я тут каждый день езжу. Никогда там знака не было.