2000 №3 - страница 29

стр.

У Марины имелась книга — руководство по иконографии.

Я купил две доски, приготовил грунт по старинному рецепту.

(Хороший грунт может тысячу лет держаться, не треснет.)

Марина написала архангелов Михаила и Гавриила. Иконы получились лучше, чем она ожидала. Владыка Нафанаил остался доволен, заказал еще.

Он же и посоветовал мне пойти в семинарию, стать священником. Написал прошение в Джорджовиль, дал мне рекомендацию. От декана семинарии Николая Николаевича Александрова, бывшего морского офицера, получил положительный ответ. И я поехал в Америку.

Когда с парохода увидел статую Свободы, показалось, что она угрожающе машет дубиной, хотя я знал, что у нее в руке факел. И сразу появилось желание купить обратный билет, вернуться в Европу. Но на обратный билет не было денег.

Первый день пребывания в монастыре мне запомнился надолго. Подошел ко мне монах, спросил, откуда я приехал. Взял меня за руку и посмотрел с состраданием: «Жаль мне тебя, — глухо проговорил он, оглянувшись. — Ну, братец, попался к нам! По тебе видно: неопытный, из интеллигентной среды, маменькин сынок. Трудно будет. В монастыре таких не любят. Предупреждаю, ни умных, ни интеллигентов здесь не переносят».

У меня слезы выступили, стало себя жаль. Отец Иосиф решил утешить: «Крепись, не унывай. Главное в монастыре — смирение. В рассуждение с монахами не входи. Понимаю тебя: страшно, но не падай духом. Может быть, и привыкнешь к нашей обстановке».

Так встретил меня монастырь: дружелюбно-мрачно, но, может, мне это показалось из-за того, что я очень сильно тосковал по Марине, по Европе.

Марина получила эмиграционную визу и приехала в Америку ровно через год после меня. Встретил ее в гавани и сразу же должен был возвращаться в семинарию. Марина осталась в Нью-Йорке искать работу. Сняла комнату у русского офицера, он участвовал в японской войне 1905 года, имел боевые заслуги. Комната оказалась темная, с окном, выходившим в узкий колодец, который должен был служить источником света. Другая комната, где жила русская пара, была вообще без окон.

Через некоторое время Марине повезло: устроилась на работу как художница в издательство, которое находилось в Дедхаме, предместье Бостона. Она рисовала поздравительные открытки.

В Дедхаме Марина нашла квартиру в четыре комнаты без мебели у американской итальянки. На работу можно было ездить на автобусе, но Марина ходила пешком — всего полчаса.

Когда я приехал на пасхальные каникулы, квартира была уже меблирована. Мебель и посуду Марине дали какие-то американцы, которых она даже не знала. (Это было не исключение: американцы тогда охотно помогали эмигрантам.)



Женская голова. Дерево



Бронзовые фигуры — проект памятника павшим русским солдатам во время Второй мировой войны.


У Марины появились заказы на иконы, я ей помогал: долбил и грунтовал доски, чего она сама не могла делать.

После окончания семинарии митрополит Ириней дал мне приход в городе Эри, штат Пенсильвания. Предупредил: если не поеду — снимет с меня сан.

На покупку дома денег не хватало, даже на переезд из Дедхама в Эри с трудом набрали нужную сумму.

Получил в банке кредит, купил дом за три тысячи. Дом был в очень плохом состоянии: один угол осел на два метра. Требовался ремонт снизу доверху. Стал сам приводить его в порядок. Первое время помогали прихожане, потом перестали.

На плечи Марины тоже легло много хлопот. Но в конце концов дом получился неплохой, теплый. Я в нем и сейчас живу.

Приход в Эри состоял главным образом из тех, кто после окончания войны не захотел вернуться на Родину. Они знали друг друга еще по лагерям беженцев в Германии. У них с тех пор остались дружеские связи и… обиды. Разобраться в их отношениях было нелегко: похвалишь одного, обидится другой. Как будто два враждебных лагеря. Если священник что-нибудь начинал делать для церкви, они объединялись: свалят попа, снова друг на друга не смотрят. Поэтому я устроился работать в токарню полировать детали (работа хорошо оплачивалась), чтобы не зависеть в материальном отношении ни от кого, в том числе и от прихода.

Для большинства русских, живущих за границей, церковь — кусочек Родины. Я хотел сохранить этот островок России для тех, кому он был нужен.