2012. Загадка майя - страница 12

Она подошла к столу. Внимательно осмотрела бумаги. Паленке, Паленке, Паленке. Все только о Паленке. Планы и фотографии храмов исторического комплекса: храма Графа, храма Креста, храма Лиственного Креста, храма Солнца, храмов с X по XXVI номер (за исключением XIV, XV, XVI и XVIII, которые отсутствовали в установленной археологами классификации) и, конечно же, самого известного из всех — храма Надписей с гробницей Пакаля и знаменитой гигантской плитой. Ее точное изображение с мельчайшими подробностями было тщательно вырисовано рукой отца.

Все записи касались различных групп зданий, как обозначенных буквами — А, Е, Н и J, так и имеющих имена собственные — «Боске Асуль», «Энкантадо», Северной группы, Южной группы «Энкантадо», а также Поле для игры в мяч и, разумеется, Дворца. Из бумаг она узнала о точечных раскопах вокруг «новых», обнаруженных за последние годы гробниц и маршруты к наиболее важным святилищам. Главным ориентиром во всех заметках служил храм Надписей, таивший в своих недрах гробницу с колоссальных размеров плитой, которую можно было водрузить только до строительства храма, поскольку в единственном проходе, ведущем в погребальную камеру, с трудом мог протиснуться один человек.

Существовала легенда о том, что Пакаль — якобы пришелец из космоса…

Джоа пробежала глазами несколько заметок в надежде, что наитие поможет ей отыскать ключ или наводящую на след хитрость. Если бы отец скоропостижно скончался, его тело бы уже обнаружили. А значит, он жив. Возможно, утратил рассудок или потерял память и бродит где-то в одиночестве, хотя непонятно, почему за столько дней никто на него не наткнулся. Если же это похищение, логично, что ему не дали времени на сборы. И все же…

— Ну, папочка, ну же…

Она еще несколько раз, листок за листком, перебрала бумаги отца и убедилась, что отсутствует дневник — тетрадь, в которой он записывал почти все. Свои дневники он предусмотрительно вел известным ему одному шифром, хотя она ради развлечения бралась расшифровать его тайнопись, и ей это в основном удавалось.

Но кроме нее — никому другому.

Почувствовав вдруг страшную усталость, Джоа, не раздеваясь, растянулась на кровати и незаметно для себя погрузилась в сон.

Первое, что она ощутила, проснувшись, — голодное урчание в животе.

Ее появление в столовой не осталось незамеченным. Для клиентов гостиницы, приехавших сюда знакомиться с памятниками истории и культуры, она была таким же туристом, как и они сами. Но отнюдь не для персонала «Шибальбы». Они обслуживали Джоа молниеносно, с неназойливым вниманием и предупредительностью, даже заботой, превосходя классическую для большинства латиноамериканских стран изысканную вежливость и любезность. У нее спросили, как спалось, поинтересовались самочувствием и в который раз повторили, что стоит ей чего-нибудь пожелать, как для нее все сделают.

А потом тактично оставили в покое.

Этот тип возник, когда она с наслаждением допивала кофе.

Седоватый мужчина за пятьдесят, не то чтобы высокий, с округлым брюшком. В руках трость с серебряным набалдашником, хотя по внешним признакам не сказать, что у него трудности при ходьбе. Лицо, да, одутловатое, под подбородком многоярусные складки, под глазами — живыми и проницательными — мешки. Одет со строгой элегантностью, с учетом жары — даже чересчур строгой, поскольку поверх застегнутой на все пуговицы сорочки на нем был льняной пиджак.

Прежде чем заговорить, он одарил ее лучезарной улыбкой.

— Сеньорита Мир…

Поставив чашку, Джоа внимательно смотрела на него открытым, оценивающим взглядом. Она была начеку, ожидая плохих известий.

И молча ждала продолжения.

— Можно я присяду?

— Кто вы?

— Позвольте представиться. — Он протянул ей рыхлую руку. — Меня зовут Николас Майораль. Я хотел бы сообщить вам о Хулиане Мире. — Имя прозвучало подчеркнуто уважительно.

Он был явно не мексиканец, говорил на правильном испанском, без акцента, с ровной интонацией. Первый человек, пожелавший рассказать что-то о ее отце.

Она попыталась скрыть охватившее ее волнение.

— Вы знакомы?

— Вы позволите?

Джоа кивнула и подождала, пока он усядется. Пиджак он снимать не стал, трость прислонил к столу справа от себя. Набалдашник был в форме головы льва. Служащие гостиницы смотрели в их сторону, но по лицам ничего нельзя было прочитать.