№ 3 - страница 4

Проблема заключалась в том, что водитель я, мягко говоря, не очень, в час-пик и в полудохлом Борисове неуверенно себя чувствовал за рулем, ну а по Минску – вообще жутко было. Да и внешнего вида своего тридцатилетнего ржавого корча стеснялся, поэтому ездил крайне редко, лишь при острой необходимости.

Решил, что отправлюсь на электричке.

Вытянул со шкафа свой единственный старый пиджак. Ну как старый – раза четыре надевал его всего: на выпускной в универе, ну и еще дважды, в последний раз пять лет до того. Примерил: нормально, по размеру подошел, показалось только, что стал свободнее в плечах. Взял ручку и блокнот, уселся на кухне за стол, чтоб накидать список вопросов, ну и завис: «А что спрашивать-то?.. Как клевало? Какая погода была? Сколько водяры выжрали?..» Ладно, на месте решил сориентироваться, отложил…

Пятнадцатого сентября семнадцатого года, в тот самый день, когда я поехал в Минск, погода стояла не самая приятная: шел дождь, дул порывистый ветер, существенно похолодало. Ботинки у меня были хорошие, но старые и с лопнувшими подошвами, поэтому ноги промочил в них практически сразу. В электричке ноги начало сводить от холода. Потом цыганки подсели, принялись деньги клянчить. Дал им два рубля1, чтоб отстали, но это их только раззадорило – пришлось перейти в другой вагон.

По приезду в Минск сообразил, что страшно голоден – глупо было не пообедать перед дорогой, тем более что и не завтракал, только кофе пил. Глянул на часы – времени на то, чтоб перекусить уже не оставалось. Приглушил свой голод выкуренными двумя подряд сигаретами. Потом еще немного заплутал – давно не был в столице, растерялся.

Ровно в шесть ноль-ноль добрался-таки до нужного дома, раздраженный и растерянный. Ну, хоть почти не опоздал.

Уже стоя у нужного подъезда, еще раз позвонил Борису, сообщил, что уже рядом, через минут пять буду. Те пять минут мне были необходимы, чтобы остыть, перекурить еще раз, успокоиться и собраться с мыслями, так как разнервничался не на шутку.

У меня, кстати, есть уникальная способность угадывать внешность человека по его голосу; не так, чтоб полностью, но с большего могу определить примерный возраст, рост, комплекцию, иногда даже цвет волос. И в тот раз постарался угадать: представился мне дядька лет сорока-сорока пяти, среднего роста, полный, брюнет, скорее всего с проседью, несомненно, лысоватый.

На пороге же меня встретил высоченный худощавый слегка сутулый мужик возрастом ближе к шестидесяти, с курчавой русой шевелюрой, без признаков облысения, немного седоватый. Ну, хоть что-то угадал.

– О, добрый вечер, Сергей. Проходите, – поприветствовал он меня, протянул руку с длиннющими пальцами. Таких длинных человеческих пальцев я еще не видел. Глядя на них, мне сразу представился зверек руконожка (или как его там?), который непропорционально длинными указательными пальцами ковыряется в трещинах коры дерева, извлекая оттуда насекомых; как раз на днях смотрел про такого чудо-зверя по телевизору – передача была про животный мир Мадагаскара (люблю передачи про животных смотреть).

Я поздоровался тоже, смешался совсем, еще и потому, что представлял его иначе. А особенно его рост меня с толку сбил – два метра, не меньше, а скорее всего – два с небольшим хвостиком. Я тоже выше среднего, но возле него почувствовал себя недоростком – непривычное ощущение. А когда разувался, из моего левого ботинка вместе с ногой вынулась и стелька, каким-то образом сцепившись с промокшим носком; я ее быстренько заправил обратно, стараясь сделать это максимально незаметно; вроде получилось, но вот мокрые следы, оставляемые моими ногами на линолеуме в прихожей, трудно было не заметить под определенным углом обзора и освещения.

Иногда, когда я особенно взволнован, растерян или смущен, возникает порыв совершить эпатажный поступок, или начать вести себя развязно, дерзко и вызывающе. Этакий защитный механизм срабатывает. Порою это помогает справиться с волнением и страхом, или замаскировать хотя бы, но чаще я только усугубляю ситуацию.

И в тот раз я еле удержался от того, чтоб не сдернуть со своих ног мокрые носки и не вручить Борису с просьбой развесить их где-нибудь для просушки. Вместо этого, сняв куртку, бесцеремонно и целенаправленно проследовал на кухню (типовая квартира, знакомая планировка), уселся за стол. Голода я тогда уже не ощущал.