95-16 - страница 6
На вокзал, расположенный на окраине городка, вкатился короткий пассажирский состав. Скрипя тормозами, сопя и выпуская клубы пара, он остановился у одной из трех платформ. В окнах вагонов замелькали лица пассажиров. Несколько человек вышли.
Дежурный полицейский прервал беседу с контролером и взглянул на направлявшихся к выходу пассажиров. Его взгляд остановился на Шеле, спускавшемся со ступенек вагона. Полицейский внимательно оглядел приезжего: карие глаза, широкие скулы и шрам, идущий от правого угла рта к носу, — все приметы сходились! Одежда и чемодан выдавали чужестранца… Полицейский поспешил в дежурку к телефону.
— Алло, говорит Меррик. Человек, о приезде которого мне велено сообщить, сошел две минуты назад с ганноверского поезда.
— Да? А как он одет?
— Спортивный коричневый костюм, белая рубашка, галстук в косую полоску, коричневые полуботинки. В руке желтый кожаный чемодан.
— Хорошо, у вас все?
— Да.
— Благодарю.
Полицейский Меррик повесил трубку и вернулся на перрон с приятным сознанием исполненного долга.
Шель отдал свой билет контролеру и вышел в город. Он не спешил. Если Траубе работает, он все равно не уйдет из дому раньше семи часов. Жмуря глаза от яркого солнечного света, Шель озирался по сторонам, пытаясь вспомнить знакомые места. Глядя на тихие двухэтажные домики предместья, он подумал, что пятнадцать лет назад город был больше и оживленнее. Или, быть может, это ему только казалось.
Обгоняя торопившихся на работу людей, он с легкой неприязнью прислушивался к звукам немецкой речи, пробуждающим тягостные воспоминания. Взгляд его упал на большой щит, оклеенный яркими афишами. Городской театр ставил «Разбойников» Шиллера. Рекламы: Ovomaltine fur dein Kind — fur dich! Die beste Zigarette Erne 23! Во всю ширину щита тянулась надпись: Mach mal Pause, trink coca-cola [9] .
Объявление с эмблемой железного креста призывало всех участников восточной кампании явиться на собрание. «Mit Auszeichnungen» [10] , — указывалось в объявлении.
Из переулочка долетел запах кофе. Красные буквы вывески приглашали в «Молочный бар Джона». Шель вошел, сел за маленький круглый столик и заказал завтрак.
В кафе было чисто и уютно. У стенки стояли два застекленных автомата. Один «торговал» сигаретами, второй проигрывал пластинки с популярными песенками.
Официантка принесла чашку кофе, булочку и масло. Во время завтрака Шель думал о предстоящем свидании с Леоном. Впечатления от поездки немного рассеяли пессимизм, порожденный странным письмом Леона. Траубе, убежденный, что люди злы по природе, был склонен преувеличивать отрицательные стороны любого явления. Шель позавтракал, спросил, как пройти на Эйхенштрассе, где жил Траубе, расплатился и вышел из кафе.
Десятью минутами позже он подошел к старому трехэтажному жилому дому, поднялся по неровной, потрескавшейся лестнице к двери подъезда и нажал кнопку звонка. Внутри послышался шум и чьи-то шаги. Дверь открыла женщина лет шестидесяти. Ее мышиного цвета волосы были собраны сзади в пучок, в глубоких морщинах, казалось, осела застарелая пыль и грязь.
Шель поклонился.
— Здравствуйте, — сказал он. — Простите меня за столь раннее вторжение, но мне хотелось повидать Леона Траубе до того, как он уйдет на работу.
— Траубе? Его здесь нет.
— Он переехал?
— Нет, он умер.
Шель, потрясенный, растерянно молчал. Женщина смотрела на него выжидающе.
— Но ведь… он же писал… просил навестить… ждал меня…
Старуха молча пожала плечами. В коридоре первого этажа кто-то вполголоса напевал популярную песенку.
— Когда это случилось?
— Три дня назад. Вчера его похоронили. Вы родственник?
Шель заколебался.
— Нет, — ответил он. — Но мы были хорошо знакомы.
— Вы не немец? — продолжала расспрашивать старуха, косясь на его костюм и чемодан.
— Я приехал из Польши.
— Вот как! И вас отпустили?
— Как видите.
Наступило неловкое молчание. Старуха явно ждала, чтобы Шель ушел.
— Вы не могли бы рассказать мне, как это произошло? Я получил от Траубе письмо… Совсем недавно… Он ждал моего приезда…
Старуха еще раз окинула Шеля испытующим взглядом и проворчала: