А потом – убийство! - страница 12

стр.

– Вот как? Полагаю, по-вашему, это смешно?

Картрайт запустил пальцы в шевелюру и дернул себя за прядь.

– Хорошо, хорошо. Извините. Быстро смените тему!

Но Моника уже шла в атаку:

– По-моему, вы ведете себя как ребенок! А если мистер Хаккетт не заплатит вам жалованья, вы и его начнете высмеивать? Да кто вам дал право смотреть на мистера Хаккетта свысока?

– Я не смотрю на него свысока.

– Нет, смотрите, я сама видела! Вот он никого из себя не корчит. Когда я приехала, то думала, что меня ждет беседа по крайней мере с дюжиной секретарш; я заранее смирилась с тем, что придется целый день просидеть в приемной и, возможно, даже не удастся его увидеть. Но ничего подобного! Он оказался вполне доступным, милым, человечным…

– А почему бы ему и не быть человечным? Он ведь не позолоченный божок!

– По-моему, вы злорадствуете.

– Послушайте, – заявил Картрайт. – Хотел бы прояснить одну вещь. Здесь неплохое место для работы. Среди английских киношников почти нет голливудских любителей пускать пыль в глаза. Они не отгораживаются от посетителей заслоном из секретарш. У нас все друг друга знают. От продюсера до режиссера и от кинозвезды до статиста – все постоянно варятся в одном соку. Встречаются, ходят друг к другу в гости и так далее. В основном здесь собрались порядочные люди. И некоторые из них даже довольно умны. Вот только…

– Что?

– Сами увидите. – Картрайт злорадно улыбнулся.

Впрочем, Моника не услышала его последних слов. Они вышли из старинного особняка и стали спускаться по освещаемому жарким солнцем склону холма к берегу озера.

Местное озеро на время становилось то Темзой, то Сеной, то Евфратом, то проливом Босфор, то Атлантическим или Тихим океаном. В настоящий момент в озере находилась подводная лодка: из воды торчал кусок мостика с боевой рубкой. Вокруг плавала любопытная утка, разглядывая странного пришельца. Дальше озеро сужалось; перейдя по горбатому мостику, можно было попасть на тропинку, которая уводила в парк; рядом с тропинкой стоял огромный щит с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!» На холме справа от них, то есть с той стороны, куда посторонним ходить было можно, над деревьями возвышались тылы съемочного павильона. Центр парковой территории украшал фасад благородного поместья в георгианском стиле – белого, с колоннами, сооруженного так искусно, что не сразу становилось ясно: это всего лишь декорация. У Моники при виде особняка затрепетало сердце; она была взволнована его достоверностью.

И осмелилась задать вопрос:

– Мистер Хаккетт упоминал… – Она осеклась.

– Да?

– Он говорил об актрисе по имени Фрэнсис Флер. Вы ее знаете?

– Ф.Ф.? Да, а что?

– Ничего, я только спросила. Какая она? Она хорошая?

Картрайт ответил не сразу:

– Ф.Ф.? Да, наверное. Свой парень. – Он замолчал и пристально посмотрел на свою собеседницу поверх огненной бороды. Взгляд был проницательный. Он как будто просвечивал ее рентгеном. – Наверное, вы видели ее на экране?

– Да, один или два раза.

– И как она вам? Нравится?

– Она очень красивая, – напряженно ответила Моника.

Хотя Моника скорее умерла бы, чем призналась, но образ Фрэнсис Флер на киноэкране оказал сильное влияние на внешность и манеры Евы д'Обри. Бывали времена, когда Фрэнсис Флер становилась Евой д'Обри, а Моника Стэнтон в своем воображении бывала и той и другой.

– Какая она? У нее есть муж?

– Насколько я знаю, их было несколько. Первый раз она выскочила за какого-то лорда; тогда она еще выступала в мюзик-холле.

– За лорда Роксбери Бренского, – механически произнесла Моника.

– Что-то в этом роде. Второй муж – он актуален и сейчас – Курт Гагерн, или фон Гагерн.

Моника удивленно посмотрела на своего спутника.

– О нем я никогда не слышала!

– Еще услышите, – заверил ее Картрайт. – Гагерн – восходящая звезда. Он был режиссером на студии «УФА» до того, как нацисты вышвырнули его из Германии. Насколько мне известно, он чистокровный ариец, происходит из старинного рода – из тех, перед чьими фамилиями стоит «фон». Однако что-то у него там не заладилось. У нас он трудится вторым режиссером, вместе с Говардом Фиском ставит «Шпионы на море». Каким-то образом ему удалось загипнотизировать чинов из Военно-морского министерства, и ему разрешили провести натурные съемки в таких местах, куда простых смертных не допускают, – в Портсмуте и даже в Скапа-Флоу.