А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников - страница 8

стр.

В своих записках Петр Бестужев рассказывал, какое деятельное участие принимал Грибоедов в его судьбе, как и в судьбе младшего брата, Павла, по молодости не вовлеченного в заговор, но сосланного на Кавказ из злобной мести самодержца славному роду Бестужевых.

Очевидно, дальнейшие исследования обнаружат и другие факты помощи Грибоедова декабристам. Не так давно, например (внутри двойного листа), в письме Грибоедова П. М. Устимовичу 2 декабря 1828 года из Тавриза, была обнаружена тайная приписка: "Еще просьба о разжалованном Андрееве. Любезный друг, я знаю, кого прошу. Заступите мое место при графе (Паскевиче–Эриванском. – С. Ф.), будьте в помощь этому несчастливцу. При сем и записка об нем. Сестра моя заливается слезами, говоря о несчастных его родителях" [См.: М. Медведев. Горе... от царя. – Газ. "Неделя", 1960, Ќ 17, с. 18.].

Нет, расчетливые честолюбцы (вспомним обвинения Д. Давыдова) ведут себя иначе. Одним только повседневным подвигом самоотверженной помощи осужденным декабристам Грибоедов заслужил право на благодарную память потомков.


6

Многие из знакомых Грибоедова вспоминали о приступе мрачного настроения, с которым Грибоедов отправился 6 июня 1828 года из столицы в последний свой путь на Восток. Возвращение в Персию в чине посланника было вызовом судьбе, и Грибоедов отчетливо понимал это.

Однако все дальнейшее поведение свидетельствует не только о мужестве и самообладании, о блестящей храбрости Грибоедова, но и о том, что жизнедеятельной его натуре была чужда мысль о смерти.

Не иссякали творческие замыслы, но требовательность большого мастера не позволяла спешить с обнародованием уже написанных произведений. Трагедия "Грузинская ночь" хранилась в его памяти [Об этом свидетельствовал В. Ф. Одоевский. См.: В. Ф. Одоевский. Музыкально–литературное наследие. М., 1956, с. 374.], но даже Бегичеву Грибоедов отказался ее прочесть. "Я теперь еще к ней страстен, – говорил он, – и дал себе слово не читать ее пять лет, а тогда, сделавшись равнодушнее, прочту, как чужое сочинение, и если буду доволен, то отдам в печать". Знаменательный штрих: в тот же день драматург говорил другу о предчувствии скорой смерти, однако творчество рассчитывал на долгие годы. Рядом с "Грузинской ночью" волновали воображение поэта еще несколько грандиозных замыслов, частично уже осуществленных: трагедии "Федор Рязанский", "1812 год", "Радамист и Зенобия". Только этих творческих планов хватило бы на долгую жизнь.

До чего же неверна часто цитируемая фраза о том, что на кронверке Петропавловской крепости было затянуто шесть, а не пять петель, – шестой будто бы была удавлена муза Грибоедова. Не мог человек, приготовившийся к смерти, обдумывать рассчитанный на многие годы проект Российской Закавказской компании. А ведь этот проект активно разрабатывался после назначения Грибоедова полномочным министром в Персию. За три месяца до тегеранской катастрофы второй секретарь посольства К. Ф. Аделунг надеется принять участие в этом предприятии, о чем сообщает отцу: "Грибоедов пошлет меня в будущем году в Кашмир, чтобы там закупить шерсть и пригнать овец".

Оптимистическую устремленность натуры Грибоедова по–особому оттеняет его дружеская привязанность к молодежи. Александр и Владимир Одоевские, Николай и Александр Мухановы, Петр и Василий Каратыгины, Федор Хомяков и Карл Аделунг – все это юные приятели, друзья, воспитанники Грибоедова, которых он не устает опекать. С годами его интерес к молодому поколению возрастает. "Радушие Грибоедова ко мне, – справедливо замечал Кс. Полевой, – объясняю я только добрым расположением его ко всем молодым людям, в которых видел он любовь к труду и просвещению. Может быть, оттого говорил он со мной обо многом пространнее, нежели с равными себе или с старыми своими знакомыми, что хотел, как видно, передать юноше верные понятия, к каким привели его необыкновенный ум и опытность". Точность этого наблюдения подтверждается письмом юного А. И. Кошелева (в будущем видного деятеля славянофильства) к матери, написанным весной 1828 года: "Я познакомился с Грибоедовым. Какой прекрасный человек, хотя несколько оригинальный: кто ему не нравится, он не скрывает; но зато он совсем не петербуржец относительно тех, К кому чувствует расположение. Я его раз видел у кн. Одоевского; я ограничился совершенно равнодушным поклоном, но он подошел ко мне и наговорил мне кучу любезностей" [Н. Колюпанов. Биография А. И. Кошелева, т. I, кн. 2. М., 1889, с. 203.].