А ты люби меня - страница 14
— Что есть, то моё, — согласился и погладил большим пальцем правой руки средний и указательный ряженый могильщик.
И через час пустой гроб с запасной дверью стоял на краю разрытой могилы. Все быстро крестились, косясь и заглядывая в него.
— Пусто, люди!
— Хоть шаром покати…
— Напрасно рыли…
— А где же Геша, наш ситный друг? — спрашивал всех какой-то малюсенький мужичок в пригожем пиджаке и дорогих туфлях.
Из кустов снимали всю эту честную компанию сотрудники ОВД.
— Нет человека хуже меня, и нет человека лучше меня, каждый равен мне, и я равен каждому, — сказал Геша, подойдя к своей могиле. На нём был старый костюм, в котором его никто, никогда и нигде не видел.
— Геша! — закричала Чаплыжкина. — Гешенька!
Остальные потрясённо молчали.
— Ты — покойник, — наконец сказал ему местный судья, поморгав сквозными глазами на непроницаемом лице госслужащего.
— А, может, ты?.. — медленно повернул к нему голову Геннадий Суэтин.
Судья постоял и ушёл. Только пыль заклубилась вслед за чёрным «мазератти». Все посмотрели — Геши тоже не было.
— Почудилось, — решили все. — Такое бывает на сороковины…
— Он был! Был! — едва слышно шептала Чаплыжкина. — А как хорошо выглядит…
И по пыли пошла к белому «мазератти». Чаплыжкины отъехали от погоста вторым номером.
— А деньги? — воззвал к уходящей элите ряженый могильщик.
— Деньги — навоз, я знаю, что говорю, — доставая неприличных размеров кошелёк, сказал малюсенький мужчина, местный нувориш и между нами — мужчина хоть куда.
— Я не смог к ним вернуться, мама, я не знаю, о чём с ними больше говорить, — возвратившись домой, сообщил Геша.
— Ну и правильно, мой самый хороший мальчик, — сказала Роза Никодимовна.
По городу летала солома, в Ершов приехал Папа…
Параболические антенны спецслужб наводнили Ершов за неделю до его приезда — ожидание затянулось, но ненадолго!
Всю ночь перед его приездом над Ершовым сияла ярко-золотая луна. А над Митрофановским кладбищем летали нетопыри… Мост подбили сваями, замостили, укрепили трещину клеем для бетонных сооружений, и Папа не упал в реку. Пролетел через мост, как мотылёк над пожаром.
До последней минуты никто не верил, что едва живой старичок посетит заштатный городок Ершов из-за какой-то незначительной и несуразной картины…
«Нонсенс в кубике», — твердили почти что все. А он приехал всего на три с половиной часа, а потом остался отобедать и опять же — на людей загорелся посмотреть, будто люди здесь другим миром мазаны. Экзорцист, одним словом.
— Чересчур святой, — увидев папу, сделали вывод все. Правда, с такой охраной, что неудобно на неё было глядеть. Все отворачивались.
Ещё с утра к музею на «мазератти» съехались элитные жители города, и на своих двоих пришли все остальные люди взглянуть на найденную картину и, если очень повезёт, — на Папу.
Выцветшие глаза Папы и выцветшие глаза его нунция долго смотрели на картину.
— Это не она, — тихо сказал Папа.
— Эта трижды лучше, — повернулся к нему нунций.
— Эта лучше — навсегда…
— Несуразно это! — почесав бусиной от чёток нос, произнес нунций.
— Почему? — Папа был спокоен, как всегда.
— Мы ехали за одной, а увидели совсем другую — лучше.
— Почему тогда несуразно, может, провиденье шалит?
— Как думаешь, нам отдадут её?
— Русские всё отдадут.
— Это точно — нация беспорточных филантропов, — быстро проговорил нунций. Папа посмотрел ему в глаза, нунций тихонько захихикал.
— Старички смеются, — зашептался музей, который был полон людьми — на каждом сантиметре стояло по человеку. Папа великодушно разрешил пустить туда всех, он перестал бояться людей настолько давно, что в это трудно поверить.
Папа огляделся и выхватил глазами — неподалёку с ведром и тряпкой стояла Нинель Константиновна Гриб. Папа, хромая, подошёл к ней и погладил её по запястью… Нинель Константиновна вздохнула и, сама не понимая как, выговорила, кивнув на картину:
— А я знаю, кто художник, он за колонной стоит, вы его не бойтесь. — У Нинель Константиновны покраснели сперва лоб, потом глаза и наконец всё лицо. — Он погиб от рук убийцы. — Нинель Константиновна перевела дух: — Теперь ходит вот… Картину нарисовал и принёс…