А я смогу… - страница 22
Вечером, проводив Ясеня, отправившегося домой, Павел и Олег долго сидели на огромной веранде, пили чай с мятой и разговаривали. Когда Злата ушла спать, деликатно оставив друзей одних, Олег грустно посмотрел ей вслед и спросил:
– Как там наша Берёзка?
– Неплохо, Олеж, – в тон ему вздохнул Павел.
– Замуж не вышла? – ещё больше погрустнел Грушин.
– Нет. И вроде бы не собирается.
– До сих пор одна?
– Подкатывает к ней тут «товарисч». – Павел неодобрительно покачал головой. – Мне кажется, что у них даже что-то есть. Но я больше чем уверен, что это всё очередной проходной вариант.
– Почему ты так думаешь?
Павел помолчал, грея руки об огромную чашку, которую ему привёз из Питера Ясень. На чашке была нарисована русалка. Изящная и длиннохвостая, она сидела на камне и смотрела в море. Непонятно было, какое отношение андерсеновская героиня, символ Дании в целом и Копенгагена в частности, имеет к северной российской столице. Но больше этой загадки Павла интриговала внешность хвостатой девушки, изображённой на чашке. Сам он этого не заметил, а вот Злата моментально обнаружила и показала ему: русалочка была невероятно похожа на Ольгу Березину.
– Потому что она до сих пор любит Ясеня.
– Спустя девять лет?! Да не может быть! – Не согласился Грушин.
– Поверь мне. Вернее, даже не только и не столько мне, сколько Злате. Она всё-таки человек со стороны, у неё глаз незамыленный. И вот она мне после первого же разговора с Ольгой по телефону заявила, что Берёзка наша мужа своего бывшего до сих пор любит, хотя ни на что уже не надеется. А я в этих вопросах Злате ой как доверяю. У неё чутьё фантастическое.
Олег задумчиво покрутил в длинных пальцах сигарету и сунул обратно в пачку.
– Даже так? Жалко мне их обоих, – помолчав, показал мятую, истерзанную пачку. – Вот, бросаю курить.
– Ты же знаешь, что я скажу: давно пора. Сколько мы с Ясенем с тобой боролись? А ты всё не поддавался.
– Ну, это вы спортсмены у нас и с детства привыкли вести здоровый образ жизни. А я к этому только-только прихожу. Только тяжело отвыкать. Вот хочу заодно, раз уж приехал, сгонять в Каширу. Там, говорят, есть тётечка, которая очень неплохо помогает курильщикам.
Павел вздёрнул правую бровь:
– Олеж, ты что? Откуда ты этот бред взял? Ты что, в это веришь? Может, ты ещё и Кашпировского с Чумаком смотрел?
– Павлунь, я ни во что такое не верю. Я реалист. Но маме моей про эту тётку сообщила старая подруга. Вот матушка и загорелась идеей отправить меня к ней. Отбрыкиваться бесполезно. Ты же помнишь мою маму. Если не съезжу добровольно-принудительно, то через пару дней она бросит и подругу, и Англию, а сама примчится спасать своего непутёвого неслуха сына, то есть меня. Проще сгонять в Каширу и отчитаться о проделанной работе.
А Кашпировского с Чумаком, кстати, я не смотрел, но периодически меня бабушки шантажом вынуждали попить заряженную воду.
– Чем шантажировали-то? – засмеялся Павел, помнивший обеих бабуль Олега.
– Своей преждевременной смертью от инфаркта, инсульта, оторвавшегося тромба и прочих гадостей одновременно.
В Каширу избавляться от пагубного пристрастия к никотину Олег отправился в одиночестве. В тот день и Павел, и Сергей были очень заняты и компанию ему составить не могли. Ясень выдал другу машину своей сестры Веры, маленькую «Ауди» А4. На ней Грушин и отправился за сто километров от Москвы, на высокий берег Оки.
Съездил он благополучно, вернулся окрылённым, устроил показательное сожжение полупустой пачки сигарет в камине дома Рябининых и, довольный, отправился спать. В последующие дни к сигаретам не притрагивался, зато исправно пил по часам какие-то настои трав, выданных ему каширской бабулькой. При этом от воздуха ли Отчизны, в смысле, дыма Отечества, от возможности ли хорошенько выспаться или по какой другой причине, но выглядел он день ото дня всё лучше и лучше. Друзья только диву давались, видя такие перемены. Ясень, склонный к добровольному возложению на себя обязанностей свахи, всплёскивал руками и задумчиво тянул:
– Хорош жаних… Такому бы жаниху да невесту получше… Хочешь, мы тебя женим?