Абхазская повесть - страница 26

Новые песни вытеснили старые. Правда, в кинотеатрах под звуки расстроенного пианино еще показывали «роскошную жизнь» Запада, и сентиментальные старушки плакали над трагической судьбой Лилиан Гиш и Ричарда Бартельмеса. Но уже шли на экране советские фильмы «Мать», «Его призыв», «Дворец и крепость», «Октябрь».

Однако еще бродили по стране люди, которые, внешне смирившись, мечтали о возвращении к старому. Они заявляли о своей лояльности, даже о своем сочувствии новой власти, но продолжали вредить тайно.

И вот поэтому-то в небольшом трехэтажном особняке на улице Маркса-Энгельса, здесь в Сухуме, как и в других городах страны, за закрытыми шторами, почти без отдыха работали люди, на плечи которых легла защита республики от тайных ее врагов.

Обловацкий и Строгов изучали до мельчайших подробностей все, что относилось к тому делу, ради которого они приехали сюда.

У главного врача военного госпиталя Шервашидзе сегодня было хорошее настроение. Идя в угловую палату, он встретил в дверях Этери, сказавшую ему, что Дробышев пришел в себя и попросил пить.

- Сам просил? - радостно переспросил Шервашидзе.

- Сам, батоно![1]

Он быстро вошел в палату. Дробышев смотрел на него внимательным и осмысленным взглядом.

- Здравствуйте, Федор Михайлович!

Шервашидзе сел на край кровати, и она прогнулась под грузным телом главврача.

- Как себя чувствуете?

- Хорошо. Только вот слабость, - медленно ответил раненый. Помолчав немного, он добавил: - У меня к Вам просьба, доктор, позвоните Чиверадзе, я хочу его видеть.

- Позвонить-то я позвоню, но против встречи, как врач, возражаю категорически.

- Боюсь, что это будет уже навсегда. - Федор невесело улыбнулся.

- Чепуха, дорогой мой! Вообще, не ссорьтесь со мной, а то придет Чиверадзе - пожалуюсь. Таким молодцом держался, когда действительно было плохо, а теперь хандрить начинаете?

- Нет, не хандрю, а просто реально оцениваю.

Дробышев волновался, и это заметил Шервашидзе.

Он прекратил разговор, проверил пульс больного и ушел. Вернувшись в свой кабинет, он позвонил Чиверадзе и передал ему свою беседу с Дробышевым.

- Можно приехать? - спросил Чиверадзе.

- Что это вы все точно сговорились?

- Очень нужно!

- Быть может, дня через два… - уступая, сказал Шервашидзе.

- А если сейчас? Разговор будет короткий и, думаю, не взволнует его.

- Неужели так необходимо?

- Очень! - твердо сказал Иван Александрович.

- Тогда приезжайте. Только смотрите, ненадолго.

Через четверть часа Чиверадзе уже входил в кабинет главврача.

- Сколько времени вам нужно? - спросил Шервашидзе.

- Хандрит? - не отвечая, спросил Иван Александрович.

- Да, но это нормально. У него есть семья?

- Нет. Но из Москвы приехала его бывшая жена, просит разрешить свидание.

- Бывшая? - удивленно переспросил Шервашидзе. - Бывшая, - повторил он машинально. - Это хуже. Дайте сперва я поговорю с ней сам.

- Хорошо! Я пришлю ее.

- Только не сегодня! - предупредил хирург.

- Согласен! - кивнул Чиверадзе. - А теперь пойдемте.

Увидев Ивана Александровича, Дробышев обрадовался. Он любил этого веселого и энергичного человека, бывшего для него примером лучших чекистских традиций. Еще в Москве, напутствуя Федора, Березовский много говорил о Чиверадзе, и, проработав с ним этот напряженный, тяжелый год, Федор убедился в правоте Василия Николаевича. С Чиверадзе ему работалось легко, и он с радостью видел, что его отношение к начальнику разделяют и остальные работники оперативной группы. Бывали минуты, когда все не ладилось, задача, над которой они бились, казалась неразрешимой, но приходил Чиверадзе и, выслушав все за и против, подсказывал решение. И очень часто, почти всегда, оно было правильным.

Придя в ЧК еще юношей, Чиверадзе учился у своих старших товарищей искусству борьбы с врагом. После установления в Грузии Советской власти, он, по решению Центрального Комитета партии, был направлен в Абхазию, и вот уже десять лет бессменно руководит одним из участков работы.

- Ну, здравствуй, Федор, здравствуй! - Чиверадзе был искренне рад, он не думал увидеть Дробышева живым. - Как ты себя чувствуешь?

От волнения раненый не смог ответить и только, улыбаясь, кивнул головой.