Абрикосовая косточка / Назову тебя Юркой! - страница 21
— Так. Не умеем… А за что прикладом?
— Немцы! Бальные танцы скоро кончатся. У нас тоже большинство не любит бальные. Давайте, что ли, познакомимся? Мишка!
— Руслан!
— Вовка!
— Гришка! А родители живы?
— Из всей деревни я один убежал. Кончай курить!
Он бросает окурок на пол, тушит его каблуком, расправляет на животе складки гимнастерки и уходит в зал.
Начинается танец венгерка.
Мы идём следом. Мимо проходит директор женской школы, Елизавета Константиновна, которую за глаза ученицы зовут Лизаветой. Рядом с ней майор, дежурный воспитатель суворовцев. Лицо у него усталое.
— В восемнадцатом веке, — доносится голос Лизаветы, — эта мода пришла в Россию из Франции…
— Да, да! — соглашается майор, поглядывая на часы. — Вполне возможно.
В зале по кругу бегут пары.
Из всех бальных танцев венгерка, пожалуй, самый красивый и стремительный, не то что полусонный падепатинер.
Я с завистью смотрю на Мишку. Он танцует с Вовкиной знакомой. Шрам на лбу из сизого стал красным, глаза блестят.
— Эх! — вздыхает Вовка. — Я только одну линду выучил. И то учил, учил.
— А Мишка ничего! — вдруг заявляет Руслан. — Я-то думал, он маменькин сыночек.
Мишка летит по залу, как на крыльях. Я с завистью слежу за ним. Его партнерша замечает это и вдруг начинает как-то странно ставить правую ногу. То немножко вынесет вперед, то не дотянет. «Хромая? — думаю я. — Вроде нет».
Она точно понимает, о чём я думаю, совсем тушуется и сбивается с такта.
Оркестр замолкает. Мишка подводит девушку к нам и говорит растерявшемуся Вовке:
— Познакомьтесь! Лида Ковалева. Танцует, как пушинка.
— Владимир!
— Руслан!
— Григорий! В общем Гришка, только не Отрепьев, — по-школьному острю я и опускаю глаза.
На правой ноге у Лиды, на чулке, выбившемся во время танца из туфли, белеет штопка. «Во-о-от почему она пряталась у стены, как Вовка, — догадываюсь я. — Тоже мне дама великосветская! Нашла чего стыдиться! Штопаного чулка».
— Мы думали, вы ногу растёрли, — язвлю я.
Девушка вспыхивает, как мак.
— Фокстрот! — выручает её распорядитель.
Я тороплюсь к знакомым девчонкам, которым не надо врать, что учишься в девятом классе.
В зале становится тесно. Фокстрот умеют танцевать многие. Я вижу, как Вовка в стороне топчется на месте с Ковалевой, переваливаясь с ноги на ногу в модной на Чижовке линде.
— Прекратите! — вдруг раздаётся визгливый крик.
Музыка смолкает.
К Вовке от двери пробирается Лизавета.
— Безобразие! В нашей школе так не танцуют! Как твоя фамилия? Ты из какой школы? — спрашивает разъярённая Лизавета Вовку.
— Не из какой.
— Что? — говорит Лизавета и обводит собравшихся вокруг девчонок и мальчишек недоуменным взглядом.
— Я на заводе работаю. Учусь на токаря.
— Как же ты к нам попал?
— Пришёл. В гости. Я больше ничего другого танцевать ещё не научился.
— И костюм у тебя какой-то грязный! Неопрятный!
— На штанах не грязь. Машинное масло. От станка масло, — заступается Руслан за смутившегося Вовку.
— Откуда у тебя пригласительный билет? — продолжает допрос Лизавета, не обращая внимания на Руслана. — Мы рассылаем их по мужским школам, в Суворовское училище. У нас на вечере могут быть только те, кто учится. Отличники. А ты? Где ты взял билет?
— Я дал! — громко говорит Руслан.
— И я! — кричу я с другой стороны. — Что, разве нельзя?
— Товарищ дежурный! — всплескивает руками Лизавета. — Это какая-то группа.
Майор молчит, отворачивает рукав кителя и начинает заводить часы.
— Мы сами уйдем, ваше благородие! — резко говорит Руслан.
В дверях Вовка останавливается и вдруг запевает:
Я и Руслан подхватываем припев известной всем песни, изменив умышленно слова:
Мы мчимся вниз к раздевалке, хватаем шинели, с криком выбегаем на улицу.
— Знай наших, — смеётся Вовка, — отличников. Если я учусь на токаря, я не могу, что ли, на вечер прийти? Откуда такие тёти берутся? Из музея, наверное? От неё нафталином пахнет.
Нам с Русланом смеяться не хочется. Нам больно за что-то, не за Вовку, а за что-то большое и хорошее, что мы научились уважать с детства.
— За завод обидно! — находит нужные слова Руслан. — У меня на нём мать работает.