Абсолют в моём сердце - страница 2

Формально Алекс мой отчим, но я предпочитаю называть и считать его отцом. Он лучший друг, опора и поддержка, самый умный и надёжный человек на земле. Ну, после мамы, конечно.

Он входит первым, и я кидаюсь в его объятия, просто потому что приучена к ним, и потому, что мне не хватает его больших, внушающих уверенность рук. Мне нравится, как он пахнет… домом и добром! Я прижимаюсь к нему, впитывая исходящее от его груди и рук тепло и замечаю на чёрных волосах маленькие прозрачные капельки нашего извечного дождя, и на сердце тут же делается так радостно, празднично! Алекс стискивает меня как всегда крепко, целует в макушку, затем нежно в лоб, и тихо, так, что слышно только нам двоим, приветствует:

– Соняша… Как ты сегодня?

– Отлично! – по обыкновению отвечаю.

– Соня! Соня! – мама настойчиво пытается привлечь моё внимание, и в её голосе я улавливаю нетерпение напополам с раздражением. – Соня, оторвись от Алекса, у нас гость! Девочки, познакомьтесь, это Эштон!

Моё внимание переключается на молодого человека, стоящего рядом с матерью и не сводящего с неё глаз. Я смотрю и не верю сама себе…

– Эштон – новый студент на моём курсе, – почти торжественно сообщает мама, однако всем уже ясно, что высокий парень с острым пронзительным взглядом и жёстко поджатыми губами стоит посреди нашего холла вовсе не потому, что посещает её лекции, а потому, что у него практически одно на двоих с отцом лицо. Это, как если бы Алекса запихнули в ксерокс, сделали копию, затем эту копию обработали в программе омоложения, убавив лет, эдак, двадцать, и выдали бы обратно.

Лурдес со всей своей детской непосредственностью громко восклицает:

– Они же совершенно одинаковые!

– Лурдес! – тут же одергивает её мама.

Эштон обводит быстрым взглядом дом и вновь фиксирует его на моей матери. Поведение гостя, манера держать себя, оценивающе смотреть, коротко и односложно отвечать, явно транслируют вызов. Не ясно только, кому именно он адресован: нам всем вместе взятым или кому-то особенно отличившемуся?

– София! – представляюсь я, протягивая руку.

Эштон впервые сморит в мои глаза, и это тот миг, когда один единственный взгляд оказывается способным написать судьбу. Он пригвождает моё энергетическое тело к стенке, чтобы распять и просканировать, а затем так же внезапно бросить, как и наткнулся до этого. Внушительное время спустя я вдруг соображаю, что не могу сделать вдох – просто не знаю, как!

– Эштон, – уверенно, совершенно безэмоционально и даже где-то лениво произносит гость, обдав моё лицо запахом фруктовой жвачки.

Моя рука всё ещё протянута и ждёт рукопожатия, но Эштон словно не замечает её и продолжает следить за суетой моей излишне заботливой матери. Я ищу ответы на все вопросы, бесконечным потоком возникающие в моей голове, в глазах Алекса, но, к своему удивлению, вместо привычной уверенности и поддержки обнаруживаю в них растерянность и негодование. Отец явно зол и совершенно точно не рад гостю. Чего не скажешь о матери:

– Девочки! Давайте скорее на кухню, быстренько сообразим ужин!

Вообще-то мы могли бы и не готовить, для этого у нас есть Эстела. Эстела – что-то вроде домработницы, но только возведённой в максимально возможный ранг – наш дом и наша семья без Эстелы, кажется, никогда и не существовали. Эстела готовит лучше, чем мама, это правда, но Алекс имеет прямо противоположное мнение – он обожает мамину еду, а мама любит ему угождать, поэтому мы чистим картошку.

Сестры хихикают и шепчут мне на ухо свои совсем недетские шуточки про Эштона: даже им ясно, что мамин новый студент – совершенно очевидно, сын Алекса и наш сводный брат.

Я не знаю, как много в сердечных вопросах решают детали, но, наверное, немало. В тот, самый первый наш вечер, Эштон оказался за столом напротив меня, и даже если бы мне не хотелось так внимательно разглядывать каждую деталь в его облике, я бы всё равно, так или иначе, упиралась глазами в его напряжённое лицо. Он чувствовал себя некомфортно и, казалось, всей душой стремился уйти.

Восемнадцать лет – это такой возраст, когда мальчишка давно уже вырос, но и мужчиной ещё не стал. Эштон высокий, плечистый, но выглядит так, словно рос в высоту слишком быстро, чтобы накопить достаточно веса. У него немного заострённые черты лица, обычная мальчишеская стрижка, короткая, но с довольно длинной чёлкой, которая лишь намекает на то, что его каштановые волосы вьются. Самое главное на этом лице – глаза. Они карие и всегда словно чуть-чуть сощуренные – точно, как у Алекса, но намного темнее, и взгляд у них холодный, острый и даже дикий. Его глаза завораживают: хочется, чтоб они смотрели только на тебя и так долго, как только возможно, но, в то же время страшно, каждого даже самого маленького эпизода боишься и ждёшь одновременно.