Абы не в пекло - страница 44

С поста дежурного я позвонил тётке.

— Зайка, да что ж это такое? — запричитала она вместо «здравствуй». — Ну как ты мог драться с ангелами?

— Так получилось, тётя.

— Что значит — получилось?

— Тётя, я вам всё объясню. Мы встречались с одной девушкой у врат чистилища.

— С какой девушкой?

— С хорошей, тётя. Она на четыреста лет старше меня.

— Господи!

— Она бы вам обязательно понравилась, тётя. А уж как мне нравится! Стоим мы с ней, разговариваем. А тут ангел. И говорит: давайте, расходитесь. Девочка его просит, чтобы он ещё хоть немного подождал, а тот поднял крик, что мы и так долго болтаем, и не положено. А потом — хвать её за руку и потащил. Ну я, конечно, влепил ему по роже…

— Зайка, что ты такое говоришь?! — с негодованием перебила меня тётка. — Какая ещё рожа?! У ангелов прекрасные, благородные лица!

— Ой, простите, тётя! Я влепил ему по прекрасному, благородному лицу. Он, понятное дело, скопытился…

— Что сделал?

— Вышел из строя. Тут ещё двое прибежали, с мечами. Представляете, тётя, какие шакалы, я ведь был безоружен!

— Зайка…

— Нет, вы уж меня дослушайте! Первого я свалил ударом на опережение, забрал у него меч и уложил второго. Тогда она навалились на меня вдесятером — вдесятером, тётя! — однако одолеть меня им удалось далеко не сразу.

— А что девочка?

— Она пошла за нами в комендатуру, но внутрь её не пустили. Кстати, надо будет ей позвонить.

— И что теперь, зайка? Я слышала, апостол Пётр очень рассердился.

— Нет, уже всё нормально. Я только что от него. Объяснил ему, как и почему.

— А он?

— А он сказал, что так этим ублюдкам и надо.

— Зайка, ну почему ты в беседе со мной всё время употребляешь грубые слова? Апостол Пётр так сказать не мог, это очень интеллигентный человек.

— Значит, он выразился приблизительно. И вообще, какая разница, тётя? Главное, что всё уже закончилось.

— И то правда.

— А вы как себя чувствуете?

— У меня всё по-старому.

— Про Лёшеньку ничего не слышали?

— Нет, но я думаю, что Елена Дмитриевна обязательно бы позвонила или зашла, если что не так. Ну ладно, зайка, дежурь.

— До свидания, тётя.

Вслед за тем я позвонил в чистилище. Со своей симпатией мне поговорить не удалось — она проходила очищающие процедуры, но ангел-вахтёр заверил меня в том, что всё в порядке.

При всех своих недостатках врать эти существа не умели, поэтому я успокоился.

Тотчас же позвонил ангел Винниус.

— Почему у вас всё время занят телефон?

— Потому что мы по нему разговариваем, — объяснил я. — Он для того и стоит.

— Телефон у вас только для служебных разговоров. Ладно, об этом потом. Какие взыскания наложены на вашу группу за несанкционированное использование транспортных херувимов?

— Никакого.

— То есть как? Раз было зафиксировано нарушение, то и взыскание должно быть, правильно? Вот вы и должны обратиться к своему Старшине…

— Знаешь что, Винни, — перебил я его. — Пошёл бы ты куда подальше.

— Я не понял!

Это он, конечно, сказал зря. Я ему тут же разъяснил подробнее, и Винниус, категорически не терпевший матерщины, бросил трубку.

Старшина прошёл мимо меня в спрортзал.

— Никто не звонил? — поинтересовался он на ходу.

— Так, ничего серьёзного. Старшина, у меня вопрос.

— Давай, — ответил тот, без особого, впрочем, энтузиазма.

— Я не очень-то понимаю одну вещь. Вот мы — Отдел по борьбе с нечистой силой.

— Ну, — промычал Старшина, ожидая от меня подвоха.

— А почему же мы тогда не боремся? За всё время моего здесь пребывания один раз я с Философом, а второй — группа Герцога на вызовы ходили. И всё. Неужто нечистая сила на земле перевелась?

— Ну и любишь же ты, молодой, задавать дурные вопросы. Нет, не перевелась нечистая сила. И если нас вызывают, мы всегда приходим. Ну а если не вызывают, то, соответственно, не приходим. У тебя всё?

— А кто нас вызывает?

— Ангелы из соответствующего отдела. Им приходит молитва об избавлении или просто моление о помощи, они всё это сортируют, регистрируют…

— Во всём должен быть порядок, — перебил я.

— Ну конечно.

— Да только вот нечистая сила не сидит, сложа руки, пока её сортируют и регистрируют!

— Чего ты заводишься, молодой, разве ж это я такие порядки установил?