Accel World 11: Непробиваемый волк - страница 34
Причина в том, что если бы они всё ещё поддерживали с ними хорошие и близкие отношения, то давно бы сами представили его к знакомству. Но если они не просто не делали этого, но и не называли имён, значит, есть причины, по которым они не могли… или не хотели упоминать их.
Именно поэтому Харуюки смотрел на спину Утай и никак не мог решиться.
И Утай, словно почувствовав это, вдруг замерла, обернулась и посмотрела на Харуюки своими карими, казавшимся чуть-чуть багровыми, глазами.
Чувствуя, как тонет в её глазах, Харуюки, сам того не осознавая, произнёс:
— А-а… Синомия, твой…
Но продолжить не смог. Утай продолжала тихо смотреть на него…
А затем её маленькие ручки поднялись и принялись плавно набирать на виртуальной клавиатуре:
«UI> Арита-сан, ты ведь уже слышал про моего родителя?»
Несколько секунд Харуюки даже не дышал, а затем, решившись, кивнул.
— Да. Красная Королева вчера рассказала мне. Что твой родитель… создатель Идеального Зеркала.
Утай ответила на эти слова не сразу, словно ожидая продолжения. Прождав пять секунд, она, наконец, слегка улыбнулась.
«UI> Я должна быть благодарна Нико за это. И не только… прошу, не вини Саттин и Фу за то, что они тебе ничего не сказали. Саттин хотела, чтобы я сделала это сама. А Нико таким образом меня к этому подтолкнула.»
Харуюки не сразу понял, что именно она пыталась сказать, и несколько раз перечитал её сообщение. Наконец, он осознал, что тема её родителя находилась для Утай за неприступной стеной в глубине души. Естественно, Черноснежка и Фуко знали об этом, но догадывалась и Нико и, после мучительных переживаний, всё же решилась сказать Харуюки правду, чтобы помочь Утай сделать первый шаг.
Харуюки ждал, продолжая молчать.
Прошло ещё несколько секунд, и как всегда плавно танцующие в воздухе пальцы Утай отправили ему очередное сообщение. Но того, что в нём будет написано, Харуюки совершенно не ожидал.
«UI> Мой родитель, Миррор Маскер — мой старший брат. Но в Ускоренном Мире его больше нет.»
Небольшая пауза.
«UI> И в реальном — тоже.»
Когда Утай закончила собирать свой багаж, они вместе с Харуюки уселись на скамейку.
Облачное небо постепенно окрашивалось в оранжевый цвет. Доносились голоса тренирующихся на поле баскетболистов. В школе вообще оставалось много людей, готовившихся к фестивалю, но их разговоры до них не долетали.
Харуюки смотрел на мшистую землю и не понимал, что должен сказать… и должен ли он вообще что-либо говорить.
Перед ним в окне чата всё ещё отображались те слова, что Утай напечатала несколько минут назад. Он прочёл их несколько раз, но яснее их смысл стать уже не мог. Старший брат Утай был бёрст линкером, её «родителем», но его больше нет. Но он исчез не потому, что лишился всех очков в Ускоренном Мире. Он умер в реальном.
За свои четырнадцать лет Харуюки никогда не приходилось переживать смерть близкого человека. Ближе всего он подобрался к этим ощущениям, когда прошлой осенью Черноснежку сбила машина. Воспоминания о том, как он сидел в больничном коридоре и беспрестанно молился, до сих пор заставляли его потеть.
И если бы тогда…
Это был не первый раз, когда он задумывался об этом. Что, если бы Черноснежку тогда не спасли? Что стало бы с ним? Харуюки не мог этого представить. Во всяком случае, вряд ли он смог бы так радоваться жизни и наслаждаться ежедневыми дуэлями…
«UI> Прости меня», — вдруг появилась в окне чата новая строчка, заставив Харуюки моргнуть.
Он не смог ничего ответить, и Утай вновь постучала пальцами по коленям.
«UI> Я осознаю, что чем дольше я молчу, тем неприятнее тебе сидеть здесь, Арита-сан. Просто у меня голова начинает кружиться, когда я об этом думаю.»
— Н… не заставляй себя. Ничего страшного, ты можешь ничего не говорить, если не хочешь, — рефлекторно прошептал в ответ Харуюки. — Это мне нужно извиняться за молчание. Хоть я и на четыре года старше… но ничего не могу сказать…
«UI> С другой стороны, я на два уровня выше.»
Прочитав эти слова, Харуюки взглянул на Утай, но её выражение лица за всё это время так и не изменилось. Она продолжала мягко и немного печально улыбаться.
Вдруг в памяти Харуюки ожила сцена.