Ачайваямская весна - страница 36
Взяли люди себе на счастье по щепотке травы с этого места.
Люди пошли к склону. На их пути стояли женщины с ветками ольхи. Ими они отряхивали грудь и спину каждого. Дальше опять стояли женщины с ольховыми ветками — как сквозь ворота пропускали.
Сейчас самое время для келе прилететь, посмотреть, здесь ли покойник. Надо от них отделаться.
— Ну, пошли, — сказала одна из старух, что обряжала Ахалькута.
Люди тронулись цепочкой вниз, стараясь идти одной тропой, одним следом. Старуха пошла последней. Она совсем немного прошагала сзади, а потом обогнала всех и установила на дороге два камня.
Люди прошли сначала между этими камнями, а потом вокруг них — окружили прямой след кольцом следов. Теперь келе должны сбиться со следа. Им не понять, куда делись люди. Камни для них — отвесные скалы. Следы — непонятная дорога.
Подошла к гой и другая старуха-ворон. Эта привела собаку. С одного удара ножа собака упала мертвой. Ее положили головой в ту сторону, откуда пришли. Ее-то келе испугается. Старуха погладила ее по холодеющим подушечкам лап и сказала:
— У тебя лапы шершавые. Не скользи по льду, когда келе погонишь.
Осталась лежать белая собака. Теперь нужно только возле яранги очиститься водой и огнем.
Только подошли к яранге люди — им женщины уже воду вынесли. Каждый вымыл лицо, руки и прополоскал рот. Потом у входа положили горящую головешку. Каждый через нее перешагнул.
Теперь все.
Мы возвратились в Средние Пахачи.
Ночью прибежал парнишка из поселка и сказал, что умерла старуха. Я видел эту старую женщину. Несколько раз она выходила греться на солнце.
— Что теперь делать будем? — задумчиво спросил меня Володя. — Надо будет несколько раз упряжку гонять. Все равно всех сразу на тех собаках, что есть, не увезти.
Возле корраля было несколько упряжек, на которых привезли старых и малых из разных семей. За один рейс всех увезти было немыслимо.
Собаки, привязанные за палатками, как будто понимали, что предстоит тяжкая работа. Они тихонько поскуливали и взлаивали, глядя на людей. Ждали своей работы и длинные собачьи нарты с полукруглой дугой впереди. Нарты были у всех совершенно одинаковыми. Их ставили вертикально возле деревьев, к которым привязывали собак. Сбрую — длинный ремень-потяг с прикрепленными по бокам алыками — ременными шлейками, надеваемыми на собак, вешали на этих же деревьях.
Всего двенадцать упряжек. Конечно, всех не увезут за один прием. Здесь народу хватит рейсов на сорок. Да еще надо и мясо увезти, и шкуры, и палатки.
— Давай-ка я пешком пойду, — предложил я Володе.
Он выдержал паузу, ровно такую, чтобы соблюсти приличие и не выразить удовлетворения от такого решения гостя.
— Правильно решил, — сказал он, — можно не спеша дойти. Дорога хорошая. Парень ночью легко прибежал.
Я смотрел, как старый Кайматке заводил животных в загон. Он один неторопливо гнал важенок и прошлогодних телят ко входу, возле которого сидели и лежали пастухи.
Кайматке покрикивал особым голосом, кидал вверх чаат и неуклонно шаг за шагом прижимал оленей к корралю.
Вошла «головка» стада, пастухи с обеих сторон побежали, отрезав оленям путь назад, — и стадо в загоне.
Опять началась обычная работа. С тем же упорством, с каким олени не хотят идти в загон, животные не желают расставаться с сородичами. Пастухи силой, с большим напряжением тянут на чаатах сильных оленух. Женщины сзади подгоняют их, хлещут их прутиками. И с мужчин, и с женщин пот течет ручьями.
Старый Кайматке перехватывает оленуху за рога, каким-то особым образом поворачивает ей шею, и важенка мчится вприпрыжку ко входу в корраль. Вместе с нею такими же прыжками мчится и Кайматке, которому за шестьдесят лет — он уже три года на пенсии. Возле выхода старик отпускает животное, и оно мчится прочь, высоко поднимая ноги.
Сегодня у всех пастухов-оленевладельцев, как четки, свисают с запястий связки разноцветных пластмассовых. пуговиц.
— Зачем пуговицы, Володя?
— Метки на телятах будем ставить.
— Как это?
— В уши будем продевать на капроновой нитке.
— Разве сейчас у вас меток нет для оленей?
— Видишь ли, есть старинные. По ним хозяина не определишь.