Ачайваямская весна - страница 5

Наш ковчег меняет направление хода, все лучи из хрустальной россыпи потухают, и только один огонек продолжает переливаться малиновым, синим, зеленым…

Кочкарник. Машина натыкается на закраину болота и встает в нерешительности.

— Вылезай! — кричит Ваня.

Вездеход (уже без нас) тащится, перемалывая кочки высотой до метра и более. Они стоят именно на таком расстоянии, что вездеход проваливается между ними. Кочки промерзли и стали словно каменные.

Иван, видимо, вспоминает службу в танковых войсках. Он ведет машину как на маневрах. То попятится и с разгону врежется в строй кочек, то методически крушит и давит их гусеницами, метр за метром продвигаясь к спасительному краю болота.

Мы бредем толпой, разминая затекшие ноги, обходя кочки. Среди них встречаются настоящие великаны. Если бы не снег, то болотина была бы подобна картинке из детской книжки про Африку: высокие травы саванны и термитники. Травы сухие здесь и вправду подстать африканским, кочки очень похожи на термитники, только поменьше. Однако вокруг совсем не африканские сопочки, горные кручи, осыпи и лед, лед.

Вездеход выходит к реке. Дорога — как шоссе высокого класса. Речка, по которой мчится вездеход, покрыта таким ровным льдом, что, будь у нас коньки, можно было бы мчаться как на самом лучшем катке. Берега невысокие — небольшие террасы над руслом, а дальше — склоны горушек и холмов. Смеркается. Солнце уже зацепилось за край самого высокого хребта и скоро нырнет за него совсем. Впереди, на излучине речки, темнеет нагромождение плавника. Ваня поворачивает машину на берег и с разгону преодолевает крутой подъем.

— Перекур, — сообщает он.

— Чаевать давай, — решает Чельгат и первым выскакивает наружу.

Как будто пружина скрыта в старике. Движения легкие, как у юноши.

Завал огромен: лежат вырванные с корнем мощные стволы. То ли паводок их сюда притащил, то ли водой со склона смыло. Некоторые бревнышки потерты — путешественники. Их изрядно помотало по ручьям и речкам, прежде чем они остановились в этой излучине.

Иван машет топором. Зоотехник Анатолий Арсентьевич вспарывает ножом консервные банки с тушенкой и сгущенным молоком.

Женщины мигом распалили костер и уже пристраивают над огнем сразу три чайника. Они уперли в снег длинную жердь и положили ее на треногу из вильчатых толстых палок. Один конец этой жерди поместился над костром. На нем и висят чайники.

Пожилая чукчанка стелет на снег брезент, выкладывает на него буханки хлеба, кусок масла, вытряхивает из мешка юколу.

— А ну, побыстрее, — командует Иван, — а то вода замерзнет!

Замерзнет вода! Постоянная угроза для трактористов и вездеходчиков. Морозы здесь злые. Чуть застынет мотор — прихватывает воду в системе охлаждения. Если остановился на мало-мальски продолжительное время — сливай воду. Даже если она и не успеет заледенеть, то холодный мотор завести очень трудно. Поэтому на коротких остановках все делают очень быстро.

Однако никого и погонять не надо. Хлеб раскромсали мигом, разделили сливочное масло и консервы. Чай заварен прямо в чайниках. Огненно-горячие кружки поставлены в снег — пускай охладятся. Снег под кружками вытаял, и они опустились в образовавшиеся гнезда. Надо торопиться, а то чай совсем остынет. Юкола приготовлена из красной рыбы, главным образом из кеты, кижуча и чавычи. На глаз отличается только по толщине пластин высушенного рыбьего мяса. Приготовлена она одинаково. С рыбы снята шкура вместе с мясом, мясо нарезано поперек мелкими дольками. Оно благородного темного вишнево-красного цвета. Каждая юколина длиной в полметра, а шириной — в ладонь.

Старики едят юколу одновременно с остальной пищей. Чельгат, например, откусывает кусок хлеба с маслом и перед тем, как запить его чаем, отправляет в рот по дольке юколы. Когда мясо съедено, он кладет шкуру в костер. Рыбья кожа вспыхивает — на ней жир горит, — скручивается и чернеет.

— Можно попробовать?

— Пробуй, пробуй, — Чельгат сует в огонь одну юкольную шкурку за другой, обдирая с них мясо.

Чукчанка также торопливо подкладывает к огню рыбьи кожицы.

— Вот еще, — кивает она.

Все-таки мы здесь гости.