Ачайваямская весна - страница 50
Как у чукчей воспитывали мальчиков, мы в общих чертах поняли. А вот как воспитывали девочек, удалось узнать на Чукотке, в Мейныпильгино, Владимиру Лебедеву. Удалось ему узнать и то, как чукчи стали оленеводами. Мейныпильгино — это поселок в южной части Чукотки.
…Семейство Рольтынто приняло нас как самых дорогих гостей. Усадили в полог, накормили свежей рыбой, напоили чаем. Только после этого хозяин спросил, что за люди и зачем приехали. Переводила Елена Ивановна — учительница.
Рольтынто перевалило за шестьдесят. Он был высок и сухощав. Тонкий рисунок носа подчеркивали ровные брови и слегка раскосые глаза. Кожа, на лице уже морщинистая, имела цвет красного дерева. Карие глаза смотрели не по-стариковски ясно. Немного подумав, Рольтынто сказал:
— Хорошо делаешь, мальчик.
Такое его обращение ко мне вышло естественным, хотя мальчику в тот год исполнилось тридцать пять. Такие люди, как Рольтынто, имеют на это право, потому что они как-то удивительно естественно мудры. Несколько раз мне выпадало счастье встречать таких людей. У селькупов, например, даже есть для них специальное определение — «нут кум» (в переводе это означает «небесный человек»).
— Молодежь очень мало стала интересоваться тем, что знали старики. Совсем это плохо. Мы уйдем — что знать будут? Хорошо делаете. Что знаю, все расскажу.
Он умолк. Елена Ивановна показала жестом, чтоб я приготовился писать.
— Раньше, давно совсем, — начал Рольтынто, — чукчи жили за рекой Анадырь, на северном берегу. Как-то одно стойбище кочевало на летовку к Анадырскому лиману. На южный берег шли.
Сын Максимката, Выттегин, все время спал. Максимкат его не будил. Пусть спит. Он знал, что сын не просто спит. Раз спит — значит, что-то будет необыкновенное.
Пока лед не растаял, перешли на южный берег лимана. Летнее стойбище поставили. Оленей забили, воду, тундру, солнце, луну угостили, сами поели.
Выттегин все спал. Отец возле него сидел. Люди говорили ему:
— Почему сын твой все время спит? Работать должен — молодой такой!
Отец говорит:
— Пускай спит.
Когда стойбище совсем устроили и люди отдыхать стали, Выттегин проснулся и говорит отцу:
— Давай кочевать на северный берег.
Лед уже сошел, но отец все равно сказал:
— Давай кочевать, хорошо. Иди всех людей собери, чтоб разбирали яранги.
Выттегин, прежде чем разбирать свою ярангу, оделся по-зимнему и Всем людям сказал:
— Давайте кочевать будем.
Одни согласились и стали собираться кочевать. Другие сомневались:
— Что этот Выттегин придумал, только проснулся и решил кочевать с летней стоянки. Такая жара стоит, лето уже. Как на тот берег лимана кочевать — лед сошел давно?!
Эти люди не стали собираться и продолжали отдыхать. И еще смеялись:
— Этот Выттегин спал, спал, проснулся, теперь тревогу поднимает. Совсем одурел.
Те, кто послушался Выттегина, разобрали яранги, поймали ездовых оленей, запрягли. Пока все это делали, вдруг стал замерзать лиман. Когда все собрались, лед уже сильно замерз, даже трещал. Не зря Выттегин зимнюю кухлянку надел.
Выттегин говорит:
— Люди, будем идти через лиман — не оглядывайтесь. За оленей не беспокойтесь. Кто со мной пошел, тех олени сами пойдут за нами.
Люди опять послушались его.
Выттегин первым пошел. Чем дальше от берега отходил, тем крепче перед ним лед становился. Ледяная дорога до другого берега протянулась, а там, где все прошли, снова вода появлялась, лед таял.
Идут, идут. Одна женщина подумала, что все прошли. Вперед смотрела — все вроде на земле уже были, оглянулась. Одна нарта еще на льду оставалась. Как женщина посмотрела, та нарта сопкой стала. И теперь она в Анадырском лимане есть, там теперь маяк стоит.
На северном берегу новое стойбище устроили и там летовать решили.
На другую сторону посмотрели, а там дым. Это таньгит (чужие люди) пришли и всех, кто там остался, уничтожили.
Таньгит с той стороны смотрят на стойбище Выттегина и говорят: «Ну посмотрите, как он забрался туда?»
С тех пор Выттегина стали звать Кыыты — «Ну Посмотри».
— Это наш предок был. Если спросить «минкекинэйгыт» (откуда ты, чья родня?), то мы говорим в ответ «кыгытэкинэйгым» (из «Посмотри я», значит, я потомок Кыыты). В нашей тундре больше половины людей от Кыыты. Я от него уже в десятом поколении, — закончил Рольтынто.