Адмиралы Бутаковы — флотская слава России - страница 6
В дни продолжительных праздников для кадет арендовали ложи в театре, многие любили русские оперу и балет. Увлекались и коньками. Каток устраивали во дворе и напротив корпуса, на Неве. Его ограждали срубленными ёлками. Стараниями Крузенштерна в Морском корпусе создали большую библиотеку, физический кабинет, астрономическую обсерваторию. Проходили годы учения. Наступало время выпуска. В Столовом зале оркестр играл церемониальный марш, строился весь выпуск. После официальной церемонии и поздравлений, вручений почётных подарков лучшим выпускникам, мичманы садились за стол. У каждого прибора лежала коробка конфет. Почётные гости сидели отдельно. Затем следовала молитва, и после неё на середину зала в последний раз выходили фельдфебели и унтер-офицеры, по судовому обычаю свистели в серебряные дудки, висевшие у них на цепях на груди: «К вину и обедать». Все приступали к последней трапезе в стенах альма-матер. Праздничный обед состоял из четырёх блюд. Непременно присутствовал гусь с яблоками. Произносились тосты. Начиналась взрослая жизнь. Четыре года кадеты шли одной дорогой, а дальше их пути расходились. Но память о проведенных вместе годах и о человеке, служившем всем примером, сохранялась навсегда, а кадетская дружба оказывалась самой крепкой.
В 1873 году Ивану Фёдоровичу Крузенштерну в торжественной обстановке открыли памятник. Памятник стоял спокойно до наших дней, не считая того, что в смутные времена воровали кортик у бронзовой фигуры. После революции 1917 года в здании Морского корпуса находилось Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. С 2001 года старейшее высшее учебное заведение носит название «Морской корпус Петра Великого — Санкт-Петербургский военно-морской институт». В последние годы появилась традиция, пытаются убедить, что она старинная. Но это ложь. В день выпуска выпускники напяливают на памятник полосатую тряпку, сшитую из тельняшек. Может быть, у кого-нибудь это и вызывает слезу умиления, но у автора, самого бывшего морского офицера, вид вскарабкавшихся на памятник подвыпивших молодых людей в расстёгнутых до пупа офицерских рубашках с погонами симпатии не вызывает. С памятником связана и анекдотическая давняя история, когда некий курсант представился одной не в меру наивной и доверчивой девушке Ваней Крузенштерном Когда девушка пришла на проходную искать пропавшего кавалера, дежурный подвёл её к бронзовому Ивану Крузенштерну. На одном курсе с отцом автора этой книги учился замечательный поэт Алексей Алексеевич Лебедев. Он погиб во время войны на подводной лодке. Лебедев написал по этому поводу стихотворение, заканчивающееся так:
Но вернёмся к нашему герою. Гардемарин, выпущенный из Морского корпуса, после окончательного расчёта с «альма-матер» знал, что денег нет и не будет несколько месяцев. Чтобы не умереть с голода, закладывали саблю, мундир, кортик, часы — словом, всё, за что можно было получить у ростовщика или в ломбарде деньги. Жили на 30 рублей четыре месяца до выдачи очередной годовой трети жалованья. В те времена каждый месяц жалованье не выдавалось.
Квартиры снимали самые дешёвые, на чердаках и в подвалах. По будням вместо чая заваривали ромашку, обедали через день. Дома в преферанс играли по одной сотой копейки. Все были в долгах как в шелках. Чтобы как-то помогать друг другу, создавали особые суммы, что-то вроде «чёрных касс» советского времени, из которых офицеры могли брать деньги в долг. Младший офицер, на жалованье, которое он получал, достойно содержать семью не мог, потому и женились, как правило, к сорока годам. Зато офицерскому составу вдалбливалась в голову его особая почётная роль в государстве и подчёркивалась иллюзия близости к высшей власти, о которой уже упоминалось. В общем, что-то вроде приёма в Кремле по случаю окончания высших военно-учебных заведений, что было заведено ещё в советское время. Это действовало. Преданность царю у подавляющего числа морских офицеров в первой половине девятнадцатого века была несомненной. Но только до той поры, пока в России не стал бурно развиваться капитализм. Понятно, что голодные кадеты очень быстро вспоминали всех своих близких и дальних родственников, живших в Петербурге, и с охотой их навещали.