Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии - страница 22

сыном, то ли от нарциссической гордости за него, — сама слишком к нему привязывается и различными способами (лаской, покровительством, восторгами) совращает его, привязывая к себе на всю жизнь[47].

Когда Фрейд описывал эдипов комплекс, он имел в виду эту теплую, эротическую, а иногда и сексуально окрашенную привязанность сына к матери. Такой тип инцестуальной фиксации встречается достаточно часто. Но наряду с ним встречается, хотя и значительно реже, иной тип, обладающий совсем иными качествами. Его можно назвать злокачественной инцестуальной фиксацией. В соответствии с моей гипотезой, он имеет самое непосредственное отношение к некрофилии и выступает как одна из наиболее ранних ее предпосылок.

Я говорю о детях, у которых не возникает никакой эмоциональной связи с матерью, способной пробить скорлупу их аутической самодостаточности. В крайних формах это проявляется у аутичных детей. Они так никогда и не вылупляются из своего нарциссического кокона, не находят в матери объекта любви, не испытывают ни к кому привязанности. Они смотрят сквозь людей, как будто это неодушевленные предметы, а интерес проявляют чаще всего к механическим объектам.

Представим себе континуум индивидуальных случаев, расположенных между двумя полюсами: на одном из них находятся аутичные дети, а на другом — дети с нормальным развитием эмоциональной сферы. Среди этих случаев несомненно найдутся дети, которые не являются аутичными, но очень к ним близки: аутизм выражается у них в мягкой форме. Возникает вопрос: что происходит с такими детьми, когда у них образуется инцестуаль-ная фиксация?

По-видимому, у них никогда не возникнет теплого, эротического, а позднее сексуального чувства к матери, и не будет желания быть рядом с ней. Не будут они потом и влюбляться в женщин, похожих на мать. Мать для них останется просто символом, призраком, а не реальным человеком. Это символ земли, дома, крови, расы, нации и той почвы, из которых все живое выходит и в которую возвращается назад после смерти. Это также символ самой смерти и хаоса. Это не мать, дающая жизнь, но — мать, дающая смерть. Ее объятия — объятия смерти. Ее лоно — могила. Притяжение к матери-смерти — не любовь, не привязанность в обычном психологическом смысле, предполагающая эмоционально теплое отношение. Здесь скорее подойдет образ магнита или сил гравитации. Человек, привязанный к матери злокачественными инцестуальными узами, полностью сохраняет свой нарциссизм, остается холоден, неконтактен. Его влечет к матери, как влечет кусок железа к магниту. Она — океан, в котором он хотел бы утонуть[48], могила, в которой желал бы быть погребен. Причиной такого развития является, по-видимому, невыносимое состояние абсолютного одиночества нарциссической личности. Если нет способа сблизиться с матерью в теплой, душевной связи, пусть связь с нею и с остальным миром станет последним единением в смерти.

Двойственная роль матери как богини творения и богини разрушения отчетливо выражена во многих мифологических и религиозных сюжетах. Прах, из которого сотворен человек, лоно, из которого вышли деревья и травы, — это то же самое место, куда после смерти возвращаются все тела. Лоно матери-земли — одновременно могила. Классическим примером двуликой богини-матери является индуистская Кали, дарующая жизнь и ее отнимающая. Есть неолитические богини, выступающие в тех же двух ипостасях. Эта двойственная функция матери выражается и в сновидениях, где она может выступать в двух обличьях. В одних случаях она проявляется как благодетельная, любящая покровительница. Но мне известно и много случаев, когда материнским символом в сновидении оказывалась ядовитая змея или опасный зверь, например лев, тигр или гиена. Я располагаю обширными клиническими материалами, свидетельствующими о том, что страх перед матерью-разрушительницей является гораздо более сильным, чем страх перед карающим, кастрирующим отцом. По-видимому, от опасности, исходящей от отца, можно защититься покорностью, послушанием. Но от разрушительного материнского начала защиты нет. Ее любовь нельзя заслужить, ибо она безусловна. Ее ненависть ничем не смягчить, ибо она тоже не имеет причины. Любовь матери — благословение, ненависть — проклятье. И ни то, ни другое не подвластны тому, на кого они обращены.