Адрес личного счастья - страница 23

А Мишка, если уж по справедливости, так он ничего. С мозгами. Ветер другой раз в голове погуливает, да это пройдет; главное, что к транспорту он пригоден.

Встал дед Егор — ноги затекли у него. Заломило, заболело в культях над протезами. Остро так забилось что-то, какая-то жилка… Потом, когда постоял, опершись о стол, вроде полегчало и отпустило. Двинулся дед к плите, налил себе чаю.

Маленько сердился старик на свои ноги, но разговаривал с ними бережно: трудно им приходится, а стараются. Не отказывают окончательно. Ну вот и молодцы! Поползем теперь к буфету. Свой путь знаем. Спокойненько, без спешки, пока не сойдется вечером все семейство Мазуров.

С восьми ноль-ноль и до девятнадцати дед распоряжается в трех комнатах по своему усмотрению. Кое-как убирает, моет посуду, подметает, не особо торопясь, — порядок ведь должен быть…

Мазуры тут живут вчетвером. Он — дед Егор, личность так себе, пенсионер, можно сказать, все в прошлом. Потом — сын его, Анатолий Егорович. Этот — человек незавалящий. Начальник Узловского отделения дороги, не кто-нибудь. Хоть и молодой еще сравнительно, но считается перспективным руководителем. И дед Егор тоже думает, что быть Анатолию не кем иным, а начальником управления всей дороги. А это считай что генерал по железнодорожным меркам. И не потому дед так считает, что Анатолий его сын. Тут бери покрупнее: из самой сути нашей всей жизни следует такой вывод. А суть простая: можно сказать, сама жизнь и ставит человека на свое место… Невестке тоже, конечно, спасибо сказать надо. Создает она все условия Анатолию, чтоб только работал и не отвлекался там на домашние мелочи. И подгонять ее да подсказывать ей ничего не надо. Сама, значит, старается. И по работе успевает, товарным кассиром служит на станции — тоже ответственность как-никак. И что Михаил не болваном вырос, опять же ее заслуга.

Вздохнул дед тяжко, развернул «Правду»: что там? Передовица, значит: «Ради блага и счастья народа». И потянулась вроде сама собой от этого заголовка уже совсем новая нитка дедовых рассуждений, никому, собственно, и не предназначенных. Так вдруг все представилось, будто сверху он на жизнь посмотрел и будто впервые открыл: а главное-то — людей любить! Вот штука какая. Но ведь скажи это кому-нибудь, так и на смех поднимут. «Даешь, дед, — открытия на старости лет! Ну, любить людей, допустим! Ну и что? Само собой всем оно ясно и без тебя!» Так не в том же суть, что любить… «Любить, любить!» — срывается вдруг дед Егор со спокойного тона и будто кого-то передразнивает вслух. Всех людей перебирать надо как раз по такому признаку: который любит, у того по-настоящему душа за дело болит и к тому, конечно, сами все тянутся.

А другой же, бывает, и гробит себя на работе, и вроде готов за это дело три шкуры с себя снять, а смотрят на него как на дурачка, с усмешечкой. Потому что чувствуют: для себя голубчик старается.

Чай остыл. Не стал дед Егор новый наливать. Открыл буфет, достал мед, положил в чашку две ложки. Две ложки — в самый раз. Натощак. Потому и не умирает дед, что по утрам чай с медом пьет. Самое лучшее лекарство против смерти — мед. Не какая-нибудь там химия. Надо же, до чего додумались — икру черную искусственную делают! Глядишь, скоро и хлеб перестанут сеять, химический изобретут. Но тут уж деда Егора увольте! Не будет он химический жевать.

Анатолий Егорович Мазур подъезжал к переезду, когда шлагбаум уже опускался, но буквально под планку с противоположной стороны переезда успел проскочить «рафик» с надписью «Телевидение», резко затормозил рядом с газиком начальника отделения, а невысокий толстяк, с которым Мазур вчера только познакомился, помощник режиссера передачи, тут же выскочил из «рафика» и резво бросился к газику, крича еще издали:

— Анатолий Егорович! Анатолий Егорович! У нас все меняется! Так боялись, что не перехватим вас… вот спасибо товарищу Ушакову, он подсказал! — темпераментно кивнул толстяк в сторону неспешно подходившего помощника председателя Дорпрофсожа.

Тот обстоятельно, почти ритуально произнес, протягивая Мазуру руку: