Адрес личного счастья - страница 32

Нырков резко и взвинченно дернул плечом, огорченно воскликнул:

— Ну, так и знал — что-нибудь да случится!

Михаил Иванович доверительно и сокрушенно проговорил:

— Ну что с путейцами делать!.. Сергей Павлович? Надо же что-то делать!.. Прямо не знаю… — Он сказал это как человек, взваливший непомерную ответственность едва ли не за все человечество…

Мазур обратился к начальнику станции:

— Конкретно! Что случилось?

— Меняют остродефектный рельс.

— На каком километре?

— У входного сигнала. Сразу за переездом.

Мазур посмотрел на часы и скомандовал:

— Передайте в отделение: машину к переезду! Я пошел туда.

Нырков тоже посмотрел на часы и раздраженно спросил:

— Не нашли другого времени рельсы менять?..

Мазур остановился, посмотрел Ныркову в глаза и спокойно пояснил:

— Остродефектные рельсы меняются не по нашему желанию! Семак опоздает.

— То есть как это — опоздает?.. — косо улыбаясь, спросил Сергей Павлович. — Надеюсь, вам не надо объяснять, что он не должен опаздывать? Сегодня у нас с вами совсем не тот случай, Анатолий Егорович.

Мазур прекрасно понимал, что случай «совсем не тот», но ничего не ответил председателю Дорпрофсожа и быстро зашагал к переезду.

— Ох, смотри, Мазур, — зловеще произнес ему вслед Нырков.

Анатолий Егорович даже не обернулся. Его занимало сейчас другое: кто меняет? Неужели его Михаил? И если он, то сможет ли быстро? Кто там бригадир? Пучков или Семенов?.. Оба опытные, помогут. Где покилометровый запас? Чем подвезут рельс?

Опоздание минут на сорок, не меньше…

Семак шел с опережением графика. Состав попался «легкий». Не хотел загадывать наперед, но как не загадывать, если остался всего один перегон, последний, — перегон перед Узловой.

Совсем рядом проносилась скользящая мозаика ярких, уже осенних пятен полей: бегущая и размытая желто-зеленая полоса лесопосадок, а спереди будто ложились под колеса и вставали опять новые пестрые дали, прошитые светлыми нитками рельсов, и весь этот теплый простор, насыщенный ветром и светом, словно пронизывал вдруг самое сердце, будил в нем молодое и горячее чувство чего-то родного и неотделимого… свой путь!.. В нем, стало быть, и есть главный смысл? Ладно уж!.. Чего там. Если человек на своем месте, так это нормально, и все…

Показался знакомый мост через маленькую речушку. Глубокая она, щук, говорят, много. Мальчишки с криками весело влетели ватагой в воду, другие в них с берега кидают песком. Озорно взлетают фонтанчики-взрывы. Вот сорванцы! Семак, улыбаясь, погрозил им, чем вызвал всеобщий восторг. Ватага оставила междоусобицу и принялась азартно приветствовать Семака. Что-то орали — не слышно. Мост отгрохотал, и все осталось позади. Вперед! Вперед! А Дорофей Григорьевич улыбался, только уже чуть погрустнел. Своих бы внуков… А не выходит. Дочь его, Клавдия, что-то не торопится. По его мнению, давно пора бы, так не хочет замуж девка. Перебирает, носом крутит…

До Узловой — считанные километры. Сейчас пойдет затяжной уклон, потом площадка, а там, за подъемом, уже и станция, и долгожданный «миллионный». Это, если по экватору, как в газетах, считать, сколько же кругосветных путешествий выйдет?

— Василий! Земля по экватору сколько километров будет?

— Где-то за сорок тысяч, Дорофей Григорьевич. А зачем вам?

— Да так…

Миллион! Страшное дело!.. И даже не представишь, сколько же это. А вот еще что странно: кто-то ведь узнал, что у него именно в этой поездке будет миллион. Значит, думают о нем? Между прочим, вполне возможно подсчитать. Тяговое плечо взять среднее — 250 километров. До Юганска и обратно. В месяц сколько ездок? Ну, скажем, двенадцать. Стало быть, три тысячи километров в месяц. Три тысячи помножить на двенадцать — примерно тридцать шесть тысяч. А теперь — на тридцать лет. Да, ведь были у него и отпуска? Потом на профилактику клали несколько месяцев. Лет десять назад его вообще переводили в кочегары… На три месяца. На курсах полгода учился, когда тепловозы появились. Все это вычесть надо. Получится ли миллион? Но зато и так бывало, что по две ездки подряд делал. А войну взять! Тогда, случалось, по нескольку суток из паровоза не вылезал. Умыться сил не хватало, так на угле и спал в тендере.