Адская закусочная Джила - страница 2

Дюк моментально затормозил.

— Я проголодался, — объявил он.

Впрочем, это не помешало Эрлу разразиться проклятиями.

— Мог бы пожрать и раньше, на последней остановке. Я же говорил тебе!

— А мне тогда не хотелось. — Дюк натянул козырек кепки на глаза и отстегнул ремень безопасности. Подвеска пикапа тотчас застонала, а сама машина приподнялась сантиметров на семь.

— Тебе ничто не мешало купить сандвич. В этом весь ты. Никогда не думаешь о будущем. Живешь исключительно настоящим. У тебя реактивное сознание.

Дюк мысленно проклял тот день, когда в руки Эрлу попал потрепанный томик «Дианетики».

Оборотень потянул носом.

— Что еще теперь? — поинтересовался Эрл.

— Ничего. — Дюк наклонил голову. — Хотя, кажется, я что-то здесь учуял.

— Что? Что ты такое тут учуял?

— Зомби.

— Боже, Дюк, да тут на добрую сотню миль вокруг ничего нет. Откуда здесь взяться каким-то зомби, черт побери?

— Вон оттуда.

Дюк указал большим пальцем куда-то через плечо и направился в закусочную. В следующее мгновение, как по сигналу, поднятая пикапом пыль улеглась, и взгляду предстало небольшое кладбище.

— Ух, ты!

Дюк переступил порог.

На неоновой вывеске, нахохлившись, устроился большой черный ворон. Птица наклонила голову и посмотрела на Эрла злобным, черным, как эбеновое дерево, глазом.

— Что ты там увидел?

Он поднял с земли камешек и метнул его в ворона, но промахнулся. Птица даже не шелохнулась. Вздохнув, Эрл вошел в закусочную.

Дюк шагал по потертому линолеуму, и при каждом шаге его поношенные туристические ботинки издавали противный скрип. Шаги Эрла звучали гораздо глуше. Внутри закусочная оказалась неожиданно просторной, что довольно необычно для заведения, расположенного в такой глухомани. Тут были и кабинки, и столы, и табуреты у стойки — в общем, при желании здесь могла бы разместиться целая армия посетителей. Однако в данный момент внутри было пусто. Под потолком монотонно гудели лампы дневного света. Возле дверей туалета висели две дешевенькие картины с изображением пустынного пейзажа. С колонны, поддерживающей потолок, свисали побеги высаженного в горшки папоротника. В углу стоял треснувший керамический горшок для цветов. Однако все эти попытки придать заведению какой-то стиль бездарно провалились. Оно так и осталось пустым, безликим и почти вульгарным в своем желании произвести впечатление.

Самой яркой деталью было красновато-бурое пятно у подножия колонны, имевшее в самом своем широком месте около тридцати сантиметров. Обычный человек не удостоил бы его вниманием, приняв за ржавчину или плесень. Но только не оборотень или вампир. У обоих носы отличались повышенной чувствительностью. Пятно производило впечатление старого, однако исходивший от него запах, хотя и слабый, ощущался вполне отчетливо.

— Сейчас подойду! — послышался у них за спиной женский голос.

Новоявленные посетители нашли места за стойкой. От запаха горячего жира в животе у Дюка заурчало.

Эрл тем временем продолжал свой сеанс психоанализа.

— Вот возьмем меня. У меня есть цели в жизни, и мой разум воздействует на эти цели просвещенным образом. Я достиг состояния ясности, тогда как ты действуешь под влиянием импульсов и поступаешь так, как тебе заблагорассудится в ту или иную минуту.

— У меня хотя бы собственная тень имеется!

Вампир посмотрел на пол. Его тень действительно вновь куда-то пропала. Подобное происходило с ним довольно часто. Иногда тень исчезала на несколько часов, а иногда — на несколько дней. Надо сказать, Эрл ужасно от этого страдал. Некое чутье подсказывало ему, что, когда такое случалось, паршивка-тень проводила время гораздо лучше, чем он сам. И даже когда она оказывалась на своем законном месте, то имела обыкновение кривляться и вертеться, открыто над ним насмехаясь и вообще действуя на нервы. Из всех проблем воскрешенных (для перечисления которых потребовался бы немалый список), проблема с тенью была, пожалуй, самой мелкой и все-таки самой неприятной.

Зная, что наступил приятелю на любимую мозоль, Дюк едва заметно улыбнулся.

Эрл напрягся, намереваясь нанести остроумный словесный удар, однако в конечном итоге его словесной изобретательности хватило лишь на то, чтобы прорычать: