Аджим-Ушкай подземный - страница 3

— Паникуешь?

Радист с простреленной рукой, подвешенной на груди поясным ремнем, облизал сухие губы, повторил:

— Совинформбюро сообщило: наши войска оставили Керченский полуостров. Не я один слышал, товарищ капитан.

Васильченко посмотрел на рацию: она была разворочена осколком.

— Еще кто слышал? — спросил он. Стоявшие вокруг бойцы наклонили головы, они не хотели повторять то, что сказал радист, то, что слышали сами по радио… И Васильченко понял: боец правду говорит. Капитан резко повернулся и направился к главному входу в катакомбы. Навстречу из лощины выполз броневичок, открылся люк, из машины выполз окровавленный лейтенант. Он хотел что-то сказать капитану, но тут же, безжизненный, рухнул ему под ноги.

Васильченко вскочил в броневик, крикнул:

— Кто поедет со мной в разведку?

Возвратился он один, пешком.

— Броневичок искалечили. Но мы им перцу всыплем. — Васильченко спустился в подземелье. Через час вновь появился на поверхности.

— В атаку пойдешь, — сказал он мне: капитан Васильченко хорошо знал меня по службе на границе. — Это приказ полковника Ягунова, — добавил он.

— Пойду, — ответил я.

Вокруг было тихо. Немцы не стреляли. Из подземелья начали выходить большие группы бойцов и командиров. Васильченко строил их, призывая всыпать гитлеровцам перцу, чтобы дать понять врагу, что Керченский полуостров держится, сражается.

Это был жестокий и неудержимый бросок огромной массы людей. Суровый, с лицом продубленным южными ветрами и жарким солнцем, Васильченко бежал впереди, держа в одной руке гранату, в другой пистолет. Вслед за ним, крича и гикая, неслись сотни людей, потрясая кто автоматом, кто винтовкой, кто просто крепко сжатым кулаком…

Гитлеровцы были смяты, отброшены на семь километров от прибрежных высот Керченского пролива…

Потом наступила тишина, такая глухая и мертвая, что хотелось кричать, чтобы убедиться, жив ли ты… Васильченко лежал возле подбитого броневичка. Он был ранен, тяжело, смертельно. Его красивые, большие темные глаза спокойно смотрели мне в лицо. Я подумал, что капитан меня не узнает, и мне хотелось сказать: товарищ капитан, это я, но он опередил:

— Всыпали им перцу… Нет, Красная Армия не оставила Керченский полуостров… Теперь отходим в катакомбы, к полковнику Ягунову…

Он не разрешил себя перевязывать, полз, оставляя за собой бурый след крови. Уже у входа в подземелье, когда кончилась вражеская бомбежка и со стороны поселка Аджим-Ушкай послышался лязг немецких танков, Васильченко скончался тихо, без стона.

Камни, камни, холодные, ребристые. Куда ни пойдешь — камни и темнота, густая, непроглядная. Отсеки тянутся и вправо и влево. Толщина потолка огромная, местами до 25 метров. Ее чувствуют, она давит на людей, хотя по катакомбам могут свободно проходить даже колонны грузовых автомашин. Где-то ржут кони. До штаба глухо доносятся выстрелы, разрывы гранат. Это батальоны, охраняющие входы в подземелье, ведут бой с противником, пытающимся ворваться в каменоломни. Пустая затея! В Центральных каменоломнях свыше пяти тысяч вооруженных бойцов, тысячи керчан и керчанок, пожелавших сражаться за родную землю.

Там и сям светятся огоньки, но их все меньше и меньше — керосина нет, спички на исходе, жгут лучины. Надолго ли их хватит?.. Начальник продовольственного склада лейтенант Желтовский распорядился забить лошадей: мясо пойдет на питание, жир на освещение. На складе есть сахар, галеты, немного крупы.

К Ягунову подходит лейтенант Ефремов, личный связной командира гарнизона. Этот человек в курсе всех дел: ему приходится часто бывать в подразделениях, в госпитале, на складе, в отсеке, где размещены гражданские люди, в основном женщины и дети. У Ефремова кровоточат губы. Ягунов знает: лейтенант, чтобы утолить жажду, губами высасывал из холодных камней влагу. Так поступают все: минуты три напряженной работы губами, и во рту почувствуешь влагу — росинку воды.

— А как они? — показывает Ягунов на отсек гражданских.

— У них не получается, — опережая ответ Ефремова, говорит начальник штаба старший лейтенант Сидоров. — Просятся на поверхность, говорят: немцы у входов поставили бочки с водой.