Афера с вином - страница 10
Естественным выбором для него стала сфера корпоративного права. Он работал много, не жалел себя и скоро стал зарабатывать немалые деньги. А заодно, благодаря необходимости встречаться с клиентами в ресторанах, приобрел вкус к хорошей кухне и дорогим винам. В те годы у Сэма имелась лишь одна проблема, со временем становившаяся все острее, — скука. Источником этой скуки были все те же клиенты — злостные неплательщики налогов, укрыватели активов и отмыватели капиталов, однажды с помощью случайной удачи или непомерной жадности создавшие себе состояние и твердо намеренные многократно увеличить его. Довольно скоро все эти истовые служители культа доллара стали наводить на Сэма невыносимую тоску, скрывать каковую становилось все труднее.
Последней соломинкой стала очередная корпоративная вечеринка, вылившаяся в традиционное слезливое братание топ-менеджеров, после которой Сэм долго страдал от похмелья и глубокой депрессии. Придя в себя, он решил раз и навсегда изменить свою жизнь и занялся обдумыванием более интересной и, если можно так выразиться, более честной криминальной деятельности. В тот период своим девизом он сделал фразу «Берусь за любую работу» при условии, разумеется, что эта работа не была связана с пистолетами, взрывчаткой и наркотиками.
В этом месте так и ненаписанная автобиография Сэма Левитта стала бы менее подробной и отчасти туманной. Некоторое время он провел в России, а также близко познакомился с рядом районов Африки и Южной Америки. Позже он называл эти беспокойные годы, богатые большими опасностями и большими прибылями, своим импортно-экспортным периодом. Закончился этот этап биографии Сэма коротким, но чрезвычайно неприятным заключением в конголезской тюрьме, из которой посредством откровенного подкупа должностного лица он освободился, отделавшись сломанным носом и тремя трещинами в ребрах. Именно в тюремной камере Сэм задумался о том, что, возможно, пришло время для нового поворота в карьере. Вслед за многими американцами, задумавшими изменить свою жизнь, он для начала отправился в Париж.
Первое время Сэм бездумно наслаждался обилием красивых девушек и гастрономических деликатесов, особенно опьяняющим после пережитых африканских лишений. Уже через несколько проведенных в Париже недель он начал понимать, что крайне мало знает о предмете, доставляющем ему так много удовольствия, — о вине. Как большинство любителей, наделенных хорошим вкусом, он мог отличить среднее вино от хорошего и хорошее от очень хорошего, но и только. Большая часть того, что соблазнительно нашептывали Сэму в ухо сомелье, оставалась для него недоступной. Винные карты парижских ресторанов пестрели названиями незнакомых шато. Это раздражало. Он хотел знать, а не догадываться. Времени и денег у Сэма было вполне достаточно, а потому он решил побаловать себя полугодовым курсом обучения в Университете виноделия в Сюз-ла-Русс, прославленном и уважаемом заведении, удачно расположенном в самом сердце виноградников Кот-дю-Рон.
Учиться в нем было гораздо приятнее, чем на юридическом факультете. Названия предметов ласкали слух, а пестрая компания соучеников — французы, англичане, китайцы, несколько пионеров из Индии и, неизбежно, один шотландец — оказалась интересной и забавной. Выездные занятия в Эрмитаже (на родине самых «мужественных» в мире вин), Кот-Роти, Корнасе и Шатонеф-дю-Пап были одновременно познавательными и упоительными. Довольно скоро Сэм стал сносно болтать по-французски и даже подумывал, не купить ли ему небольшой виноградник. Время летело незаметно.
Но, видимо, он был еще не готов к тому, чтобы навеки похоронить себя во французской провинции. Впервые за несколько лет Сэма потянуло обратно в Америку. Интересно, изменилась ли она за это время? И изменился ли он сам?
По крайней мере в одном отношении Сэм остался прежним — его интерес к интеллектуальным, остроумным, бескровным преступлениям нисколько не угас, и в последний месяц обучения он все чаще задумывался о возвращении к работе, однако с одной только маленькой поправкой. Воспоминания о конголезской тюрьме были еще слишком живы в памяти, а потому он решил, что гораздо выгоднее будет поменять лагерь и отныне действовать на стороне закона, а точнее, на ниве частных расследований и консультаций. Сам он называл такую трансформацию переходом на тренерскую работу.