Афганистан идет за нами вслед - страница 48

Иногда — проще. Вертолетчики отыщут площадку, высадят десант. А дальше — все равно своим ходом. Зной, жажда, нехватка кислорода… Легкие словно рвутся на части. А тут еще стреляют, и не просто стреляют…

Оседлают десантники перевал или тропу. Саперы сделают шурфы, заложат мощные заряды. В это время «курки», прикрывающие их работу, уже ведут бой. Рванут перевал, обрушат в пропасть метров семьдесят «козьей» тропы — и обратно, к вертолетной площадке или вниз к машинам — бронегруппе…

А душманы лупят из пещер, укрытий. Но попробуй, достань их… Афганцы большие мастера укладывать камни. Только залег — через несколько минут такой стенкой обложится — никакая пуля не возьмет. Особенно, если засел в пещере. Оставит себе маленькую бойницу. Сунет в нее ствол, прицельно выстрелит, а затем заложит отверстие камнем и спокойненько пережидает…

Была у Москвина одна особенность — вел альбом результатов своей боевой работы. Отходил всегда последним, сфотографировав взорванную тропу или перевал. На него давно охотились душманы. Знали в лицо. Только неуязвим для их пуль был «шурави-кафир», да и не обращал на них никакого внимания. Зато сам отправил к аллаху из своего злого «акаэса» немало. Вот в последнем рейде душманы и подкараулили отчаюгу.

Все ушли к вертолетной площадке, а майор остался. Никто не сомневался: сейчас догонит. Не впервой. Что с ним сделается, чертом двужильным?!.

Однако офицер задержался дольше обычного. Заело пленку в фотоаппарате. Пока сменял кассету, фотографировал, группа уже ушла далеко.

Обернулся Москвин и даже у него, бесстрашного вояки, появился неприятный холодок в груди. Позади были душманы. Прячась за камнями, приближались в зловещем молчании. Рванулся влево и чуть не напоролся на бородатого детину, крест-накрест опоясанного лентой с патронами, скрывавшегося за массивным валуном. Вскинув автомат, свалил афганца короткой очередью. Слева грохнуло несколько выстрелов. Пули прошли над головой шурави.

— Суки, в плен… Живьем…

Мгновенно оценил ситуацию. Сзади и слева душманы. Впереди взорванная им же самим тропа. Справа… Справа крутой заснеженный склон.

— A вот вам, сволочи!.. — развернулся и, не целясь, от бедра выпустил веером все пули из магазина.

Кто-то истошно заорал, но Москвин уже этого не слышал. Он катился по заснеженному склону вниз, в ущелье, до крови раздирая руки, лицо, но не выпуская ни оружия, ни фотоаппарата. Перед глазами мелькало бело-сине-серое, изредка засвечивавшееся солнечными вспышками. Сзади беспорядочно гремела стрельба.

Метров через сто удалось остановить падение. Вскочил на ноги и тут же застрял по пояс в снегу. Сзади что-то вскользь сильно ударило по бронежилету, опрокинув офицера вновь. Душманы, не ожидавшие такой дерзости от «шурави-кафира», сначала оторопели, а потом начали яростно бить вдогон. А Москвин рывками пробивался в снегу по ущелью. Его запрашивали по радио открытым текстом: «Слава, где ты? Обозначь себя ракетой…» Он же только хрипло отвечал: «Сейчас я… сейчас».

— Боялся, улетят без меня, — признался потом Степанову Вячеслав Алексеевич. — Разумом понимаю: такого никогда не будет, а вот здесь, в душе, что-то подленькое затрепыхалось…

— А дальше, дальше-то как? — спросил Алексей.

— Да все просто. Километра три пер в снегу, как трактор. Душманы палят со всех сторон, но мне не до них. Вон одни дырки в бронежилете остались. Ирония судьбы: сам oxoтник… И вдруг оказаться в роли добычи… По всем правилам загоняли, сволочи… В конце-концов добежал-таки до площадки. Вскочил в вертолет — ни слова не могу сказать. Только рукой махнул: «Отрыв колес…»

— Любишь ты фраернуться, Слав, — уколол Лозинский майора. — Нужны эти фотографии… Угодил бы душманам в лапы, они б не только последние волосы повыдергивали на кумполе, но и кое-что другое…

— Помолчал бы ты, Санька? А то скажу грубость. Нарываешья… Что ты понимаешь? Может, я диссертацию писать буду… Как вернусь…

Oн вернется. Напишет и защитит диссертацию. С ним Степанов встретится через пять лет в военно-инженерной академии имени Куйбышева. Без труда узнает того прежнего Славку, о котором под Джелалабадом ходили легенды. Москвин, как в поговорке, и в самом деле — и в огне не горел, и в воде не тонул…