Афины: история города - страница 18

стр.

Оглядываясь назад, можно смело признать, что период с конца XIX века до начала Первой мировой войны носил налет очарования. Эллен Босанке, жена директора Британской школы в Афинах того времени, писала:

Город апельсиновых деревьев и фиалковых клумб, новеньких беломраморных домов за очень старыми темными соснами, частных садиков, скромно окружавших центральную пальму. Улицы города, изрытые зимними потоками, каждую весну терпеливо восстанавливались заново. Вверх и вниз по улицам изредка проезжал шумный трамвай, который тащили четверо или пятеро маленьких, жилистых лошадей. В погожие дни лошади были белые; красными, синими и оранжевыми они бывали в дождь, когда краска смывалась с их попон. Были повозки плебейские, с полотняным верхом, белым, как простыня, а кроме них — патрицианские ландо, которые медленно тянули крупные британские лошади. Были и торговцы с осликами, на которых они навьючивали свои короба с окошками. Попадались мальчишки-чистильщики обуви, одетые в серые хлопчатобумажные рубахи, и люди, катившие тачки с посыпанными кунжутом рулетиками, продавцы йогурта с блестящими кувшинами холодного, кислого овечьего творога. Был и поезд, который трясся, пыхтел и свистел от Кифиссии, приезжал и останавливался под четырьмя почти библейскими пальмами. Еще были голубизна и серебро королевских ливрей, накрахмаленные фустанеллы[4] и украшенные красными кисточками ботинки конной гвардии. Была залитая солнцем центральная площадь с семейными празднествами, которые собирались вокруг маленьких железных столиков, — дети в нелепых карнавальных костюмах и праздничный верблюд, который на углу, у винной лавки, внезапно распадался на двоих мучимых жаждой мужчин. Были крестьяне, бродившие вокруг города в ярких албанских одеждах, и фермеры в раскрашенных телегах, был и современный театр, построенный и опекаемый королем, и маленькие забавные театры под открытым небом, опекаемые всяким, кто мог потратить драхму. Плетельщики с Кипра, растягивавшие на ступенях солнечных лестниц гостиницы свои сети, и мастера-родосцы, которые появлялись каждую весну с тюками украшений и фаянса. Были утренние сцены охоты на лис, когда ловкие афиняне на прекрасных лошадях выезжали к Кефессии на охоту с пахучей приманкой. Были, наконец, политические кризисы, когда каждая голова на площади скрывалась за газетой, и многолюдные дни выборов с эмблемами конкурирующих партий вместо знамен.

Так выглядела поверхность жизни, раскрашенная торжествами свадеб, похорон и крещений, освящением воды и заботой об огне на Пасху. Церковные церемонии и придворные балы следовали друг за другом, словно быстрый перезвон маленьких спешащих часов. А потом все вдруг изменилось…

«Все изменилось» после убийства греческого короля и начала европейской войны. Золотой век закончился.

Я испытываю ностальгию по началу 1960-х годов, хотя Афины, конечно, были более привлекательны в период, описанный госпожой Босанке. Однако люди в любые периоды истории вспоминают о прошлом с сожалением и грустью. Еще в 1839 году граф Карнарвон грустил о погибшем Востоке, когда писал, что освобождение от турок плохо сказалось на внешнем облике Афин:

Плоские крыши, величественные минареты, кипарисы и хохлатые пальмы — все, что сколько-нибудь несло восточный колорит, ушло вместе с былыми повелителями. Абсолютно невыразительные дома на современный немецкий манер сменили живописный азиатский беспорядок старого города.

Это новое, в свою очередь, превратилось в старое и ненужное. К примеру, дом бывшего премьер-министром в XIX веке Харилая Трикуписа на углу улиц Академиас и Мавромихали, где Трикупис вместе со своей сестрой принимал посетителей, просителей, студентов и членов общественных организаций с их петициями. Его снесли в 1936 году. Старое здание британского посольства, известное как дом Амвросия Раллиса, на площади Клафмонос также пошло под снос. Церкви тоже исчезли. Маленькая церковь Пророка Елисея в Монастириаки, где в хоре пел писатель Александр Пападиамантис, пока жил в Афинах, разрушена во время мировой войны. Один из учеников Пападиамантиса, отец Филотеос, настаивал, чтобы греческие знаменитости подали петицию в министерство образования, в святейший синод и в археологическую ассоциацию, — пусть на месте старой капеллы построят новую; удивительно (или «было бы удивительно где угодно, но только не здесь»), что эти стремления не нашли отклика ни в министерских, ни в археологических, ни в религиозных кругах. Комментарий «было бы удивительно где угодно, только не здесь» взят из эссе Дзиссима Лоренцатоса, посвященного Пападиамантису. Он отражает особый, афинский фатализм, с которым все, происходящее в Греции, воспринимается как результат чьих-то зловещих происков.