Афоризмы - страница 4

стр.

«Можно было назвать любую дату – метрик никто не требовал. Любочка (Л. Орлова) скостила себе десяток лет, я же, идиотка, только год или два – не помню. Посчитала, что столько провела на курортах, а курорты, как известно, не в счет!»



Однажды начало генеральной репетиции перенесли сначала на час, потом еще на 15 минут. Ждали представителя райкома – даму очень средних лет, заслуженного работника культуры. Раневская, все это время не уходившая со сцены, в сильнейшем раздражении спросила в микрофон:

– Кто-нибудь видел нашу ЗасРаКу?!



Он умрет от расширения фантазии. (О режиссере Ю. Завадском.)



Оптимизм – это недостаток информации.



О розах: «Посмотрите, какое величие! Нельзя оторваться от них, не думать о них. Они стареют, у нас на глазах распускаясь. Первый человек, который сравнил женщину с розой, был поэтом. А второй – пошляком».



Орфографические ошибки в письме как клоп на белой блузке.



Перечитываю Бабеля в сотый раз и все больше и больше изумляюсь этому чуду убиенному.


Очень тяжело быть гением среди козявок


Очень завидую людям, которые говорят о себе легко и даже с удовольствием. Мне этого не хотелось, не нравилось.



О режиссере: перпетум кобеле.



О своих работах в кино: «Деньги съедены, а позор остался».



Поняла, в чем мое несчастье: я, скорее, поэт, доморощенный философ, «бытовая дура» – не лажу с бытом! Вещи покупаю, чтобы их дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я.



Перестала думать о публике и сразу потеряла стыд. А может быть, в буквальном смысле «потеряла стыд» – ничего о себе не знаю.



– Ох, вы знаете, у Завадского такое горе!

– Какое горе?

– Он умер.



Пи-пи в трамвае – все, что он сделал в искусстве.



Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она:

– Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню.



«Перед великим умом склоняю голову, перед Великим сердцем – колени» – Гете. И я с ним заодно. Раневская.



Понятна мысль моя неглубокая?


После очередной стычки с главным режиссером Мосфильма Иваном Пырьевым Раневская сказала, что она лучше будет принимать «анти-пырьин» три раза в день, чем согласится на совместную работу.



Принесли собаку, старую, с перебитыми ногами. Лечили ее добрые собачьи врачи. Собака гораздо добрее человека и благороднее. Теперь она моя большая и, может быть, единственная радость. Она сторожит меня, никого не пускает в дом. Дай ей Бог здоровья!



Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.



«Просящему дай» – Евангелие. А что значит отдавать и непросящему? Даже то, что нужно самому?



Против кого дружим, девочки? (Заглядывая в комнату, где сидели актрисы и про кого-то бурно сплетничали.)



Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все, как у людей.



Ребенка с первого класса школы надо учить науке одиночества.



Прислали на чтение две пьесы. Одна называлась «Витаминчик», другая – «Куда смотрит милиция?». Потом было объяснение с автором, и, выслушав меня, он грустно сказал: «Я вижу, что юмор вам недоступен».



Раневская кочевала по театрам. Театральный критик Наталья Крымова спросила:

– Зачем все это, Фаина Георгиевна?

– Искала… – ответила Раневская.

– Что искали?

– Святое искусство.

– Нашли?

– Да.

– Где?

– В Третьяковской галерее…



Сказка – это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль – это когда наоборот.



Сегодня была у Щепкиной-Куперник, которая говорила о корректоре, который переделал фразу «…на камне стояли Марс и Венера» в «МАРКС и Венера».



Сегодня встретила «первую любовь». Шамкает вставными челюстями, а какая это была прелесть… Мы оба стесняемся нашей старости.



Самое ужасное – обидеть, огорчить человека, ударить собаку, не покормить ее голодную.



Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья.



Сейчас, когда человек стесняется сказать, что ему не хочется умирать, он говорит та к: очень хочется выжить, чтобы посмотреть, что будет потом. Как будто если бы не это, он немедленно был бы готов лечь в гроб.


Сняться в плохом фильме – все равно, что плюнуть в вечность